а – апатичная аскарида анжела
Название: Безымянные мечи
Команда: 6/11 (Зараки Кенпачи/Кучики Бьякуя)
Автор: Chirsine
Бета: Umbridge
Тема: мистика/психодел/хоррор
Пейринг/Персонажи: Зараки Кенпачи, Кучики Бьякуя, Кусаджиши Ячиру, Кучики Рукия
Размер: миди (19,3 тыс. слов)
Жанр: мистика, приключения, хоррор
Рейтинг: R
Дисклеймер: капитаны принадлежат Кубо Тайто
Саммари: Каждый год Совет Сорока Шести составляет списки женщин-шинигами с высокой духовной силой
Примечание: канон!АУ от завершения арранкарской арки
Ссылка на скачивание: doc (500 Кб) | txt (128 Кб)
Посланника в Одиннадцатый направил не старый хрыч Ямамото. Это Кенпачи понял сразу, стоило только тому раскрыть рот и понести какую-то ахинею про благородных господ, которые были так щедры к руконгайским безродышам, что…
Рядом с верандой в траве возилась Ячиру, звенела стекляшками и бормотала себе под нос приказы игрушечным офицерам, сражавшимся с Пустыми.
Кенпачи угрожающе громко всхрапнул и сразу прислушался — подействовало или нет.
Бубнеж продолжился.
Разбудить его посланник не боялся. А зря.
Кенпачи расправил плечи и повел лопатками.
Дерево на веранде прохладное, гладкое и отполированное мозолистыми солдатскими пятками до блеска. На улице шпарило настырным весенним теплом, из-за казарм доносились ругань, вопли и стук боккенов — шла утренняя тренировка.
Все хорошо и все скучно — только и оставалось, что дрыхнуть на веранде и ждать, пока где-нибудь не полыхнет заревом враждебной реяцу.
Дрыхнуть, да.
Над ухом надоедливая муха на одной ноте жужжала про собрание аристократов. Зудела, как незаживающий укус Пустого — хочется как следует почесать, только пальцы не достают. И если Кенпачи сейчас почешет об посланника свой занпакто, то в Отряде Тайных операций опять поднимут вой.
Поэтому он только открыл один глаз и оглядел посланника еще раз. На такого даже чихнуть страшно — снесет, как пушинку.
Ни поспать, ни подраться.
Нет, это не Ямамото передал очередной свой дурацкий приказ. Старик точно знает: отправляешь кого в Одиннадцатый — пусть не треплется весь день на солнцепеке, а говорит быстро, коротко и по существу.
И сваливает.
Посланник все жужжал и жужжал, а Ячиру в траве сидела, задрав голову и приоткрыв рот. Давно перестала звенеть стеклянными фигурками — уставилась, как завороженная, и слушала.
Значит, что-то важное.
Кенпачи с раздраженным вздохом выбросил руку в сторону, чтобы схватить посланника за ворот формы, и приблизил его лицо к своему:
— Сам-то знаешь, куда приперся? — спросил он. Дождавшись утвердительного кивка, продолжил: — Вот и давай, соображай. Успеешь закончить до того, как достану занпакто — уберешься на своих двоих.
А потом сел и с хрустом потянулся.
Сразу выяснилось, что от Кенпачи посланнику ничего не надо, а пришел он к лейтенанту Кусаджиши. Потому что новый Совет Сорока Шести собирает из первых пяти десяток каждого отряда всех женщин-офицеров, достигших определенного возраста — для замера духовной силы и внесения в какой-то там свой особый реестр.
Они и до того, значит, каждый год вносили — но только девчонок из семей аристократов. А теперь решили, после Айзена-то, что нечего воротить нос и надо брать всех, кто есть. Для чего брать — передавать не велели.
Посланник шумно выдохнул, оставил на веранде бумагу-приглашение, и его сдуло в шунпо, будто и не было.
Успел.
А Ячиру, услышав новости, вся загорелась — разве что не приплясывала на месте. Быстро сгребла свои цветные стекляшки, с которыми возилась в траве, подобрала приглашение и, шлепая босыми ногами, пробежала мимо — к дверям во внутренние комнаты.
— Куда поскакала? — лениво спросил Кенпачи.
— Кенпачик, ты что, все прослушал? — возмущенно крикнула она из-за перегородки, хлопая ящиками и чем-то шурша и хрустя. — Мне же надо подготовиться!
Кенпачи успел прозеваться, растереть лицо, оглядеть двор казарм и наорать на двух лентяев, слоняющихся без дела. А потом, разом прекратив хлопать-шуршать-звенеть, на веранду выскочила Ячиру, вся свежая, нарядная, в новой, похрустывающей при каждом движении униформе и с натертым до блеска шевроном. Прилаживала на ходу заколку, выпрошенную в подарок у Юмичики с последнего дежурства в Руконгае.
Небось даже зубы успела порошком набелить.
— Куда собралась, спрашиваю.
— Отмечаться в Совет! — объявила Ячиру. — Там замерят мою духовную силу и определят способности. Как у настоящей взрослой женщины-офицера. Кенпачик, ты совсем-совсем не слушал, да?
Он прищурился.
И чего завелась из-за какого-то там Совета?
— Ну определят и определят. Кому какое дело до решения стариков, которые ни разу в жизни меча в руках не держали? Мне дела нет. А тебе есть, что ли?
Ячиру вспыхнула.
— Я — глава Женской Ассоциации Шинигами и должна присутствовать, — она вздернула подбородок. — И уже совсем взрослая. Мне можно!
Уперлась, и все тут. Никогда раньше до чужого мнения не было никакого дела, а тут как подменили.
Женщина-офицер.
— А вдруг там будут решать, кого переводить в капитаны? — настаивала Ячиру.
— Тебе что, так не терпится свалить в другой отряд? Хочешь стать важной госпожой-капитаном себе на уме и с целым выводком хилых придурков, как Четвертая?
Ячиру в ответ смотрела волком — можно подумать, Кенпачи ее уже выкинул из отряда, не дожидаясь решения Совета, и запретил возвращаться.
Что-то в лице Ячиру неуловимо изменилось: черты заострились, потеряли детскую округлость, и взгляд стал серьезный-серьезный.
Обиделась.
То ли на упоминание Четвертой, то ли потому, что Кенпачи спросил про новый отряд.
— Я — не другие и Кенпачика не брошу, — коротко произнесла она. — Только я уже не маленькая. И достаточно сильная.
И посмотрела так внимательно, прищурившись. Кажется, ожидая чего-то в ответ — согласия Кенпачи, что ли?
Вот он и согласился:
— Сильная. Не бросишь.
А потом с ухмылкой подхватил ее одной рукой и посадил на веранду рядом с собой:
— И надо тебе туда тащиться, такой сильной, а?
Ячиру сидела, надувшись и опустив голову, точно ответ ей не понравился. А когда вскинула голову — снова стала сама собой, от нее взрослой не осталось ни следа:
— Раз я такая сильная, то почему никогда со мной не дерешься?
— Потому что прихлопну, как котенка — вот и вся драка.
Она вскочила, сжимая-разжимая кулаки, лицо мгновенно покрылось красными пятнами.
Позвякивала, болтаясь туда-сюда, заколка-цветок, нацепленная сразу на толстый пучок прядей, чтобы точно удержалась. Звон был такой тонкий-тонкий, переливчатый.
Как у бубенчиков.
— Глупый Кенпачик, глупый! — Ячиру зажмурилась и топнула ногой. — Все равно пойду!
— А то я держу.
— И реяцу свою всем покажу! И занпакто покажу! И стану капитаном! И все признают! И Кенпачик признает!
А потом, звеня заколкой, спрыгнула на дорожку и скрылась в шунпо, подняв за собой облачко пыли.
Вот же ж приспичило.
Нашла где признания искать — у кучки хилых аристократишек, сидящих в своей темноте и вместо доброй драчки развлекающихся попытками подставить друг друга.
Кенпачи задумчиво поскреб подбородок.
Отпускать одну к старичью не хотелось. Сходить бы за ней к зданию Совета — просто чтобы приглядеть и вовремя за руку перехватить. А то мало ли, что там будут делать и какую силу замерять.
Кенпачи советников в лицо не видел, саке с ними не хлебал и даже меча не скрещивал — жирно будет им целую Кусаджиши Ячиру просто так доверять.
Вот прямо сейчас и он пойдет, пока всех собравшихся внутрь не завели. Только сначала заглянет на тренировку — размяться и погнать своих на уборку территории отряда. Чтобы знали, как с постными лицами слоняться перед своим капитаном.
И всяких посланников к Ячиру просто так пропускать.
Когда Кенпачи, поплутав по улицам, добрался до моста к запертым воротам Башни Совета, Ячиру уже окружили другие женщины-офицеры. Кормили сладостями, перешучивались и склонялись пониже каждый раз, как она собиралась что-нибудь сказать.
Все у них было легко, просто и со смехом. Все портила только бледная испуганная тень рядом — сестра Кучики. Тоже вся обряженная, как на выданье, а лицо такое, будто ее опять собирались запирать в Башне Раскаяния.
И вот это-то Кенпачи не понравилось: что-то нехорошее вокруг, напряженное, такое, что волосы на загривке встали дыбом. Не как перед хорошей дракой, а как перед подставой слабого, но хитрого противника.
Показалось.
Или нет.
И хрен его разберет, как там на самом-то деле, потому что никакого особого чутья на неприятности у Кенпачи отродясь не было. На сильного противника — было, а на ловушки — нет. Незачем ему оно. Вот и не получалось толком разобраться: то ли действительно дрянь какая вокруг, то ли почудилось.
То ли почувствовал что, то ли нет.
Зато рядом точно чувствовался Кучики в парадной одежде с символами клана, подобравшийся, приторно-торжественный — наверняка тоже долго готовился, дольше Ячиру, дольше своей сестры, — и издерганный от волнения.
На одно бледное зеленое лицо со своей сестрой.
Стоял у перил, отдельно ото всех, зацепившись взглядом в деревянный настил на мосту.
Вот из-за кого Кенпачи так неспокойно.
— Эй, Кучики, чего пришибленный такой?
Тот в ответ недовольно покосился и поджал губы. Рта лишний раз не раскроет — будто переломится.
— Лицо-то попроще сделай.
— Капитан Зараки, вам больше нечего мне сказать?
— А ты сюда, что, потрепаться пришел?
Кучики ответ, похоже, наконец отвлек от трясучки за сестру: он скривил губы в усмешке и снова скосил глаза на Кенпачи:
— Что ж, понимаю. Вы таким образом пытаетесь справиться с беспокойством за своего лейтенанта.
Кажется, даже зеленоватая бледность с лица сошла.
Вот же ж плесень.
Кенпачи хмыкнул и уже потянулся к поясу за занпакто, чтобы показать, как он на самом деле справляется с беспокойством — самый простой и надежный способ из всех — как его будто ледяной водой окатило.
На мост вышла, шурша капитанским хаори, Четвертая со своим лейтенантом.
Кенпачи оборвал движение, оставляя занпакто за поясом, и только крепче стиснул цубу.
— Капитан Кучики, — Четвертая остановилась перед ними и склонила голову, ненадолго пряча подбородок в косе.
И заскользила себе дальше, будто и не заметила Кенпачи.
Только все-то она на самом деле видела и замечала — просто виду не подавала. Поэтому он все равно приветственно оскалился.
Четвертая была такой с самого дня их встречи в Готее. После того, как столкнулась с Кенпачи со смешливой девчушкой на плечах — розовощекой, веселой и отзывающейся на имя «Ячиру» — и сделала вид, то не знает его..
Кенпачи тогда, после забитого и скучного Руконгая, все нравилось: разные всполохи силы отовсюду, все ходят с мечами, все — солдаты, шинигами. Это же сколько славных драк впереди!
А почти нисколько.
Стоило встретить на улице ее — и он сразу понял: ничего не будет. Потому что Четвертая прошла мимо, как в цепях и на казнь, спрятав глаза под веками и шею — под волосами.
Если даже сильнейший воин такую ерунду с собой сотворил, ждать от Готея нечего.
— Ячиру! — крикнул он тогда ей в спину.
Мелкая на плечах вздрогнула и вопросительно залопотала на ухо.
— Да не тебе, погоди болтать, — буркнул ей Кенпачи.
Ячиру подняла на него усталые, виноватые глаза и произнесла, так медленно и тяжело, будто Кенпачи ее камни ворочать заставил:
— Я больше не Ячиру. Я — Унохана Рецу, Четвертая.
Коса на ее груди лежала ровно и душила крепко.
— Ты не можешь быть четвертой, ты — первая, — возразил он тогда, не поняв, к чему она клонит.
На лице Ячиру промелькнула болезненная тень, а потом она только опустила голову и повторила, как могильной плитой себя накрыла:
— Унохана Рецу, капитан Четвертого отряда.
Мелкая на плечах напряглась, стиснула его волосы в руках и потянула на себя — так резко и больно, что аж в глазах потемнело.
Давно с Кенпачи такого не было — что внутри все стиснуло ноющей болью.
С первой их встречи с Четвертой.
Ячиру все стояла к ним спиной, жестом приказав офицерам уйти вперед и не ждать ее. А сама — ждала. Пока Кенпачи поймет.
Солнце палило, от камней валило удушливым жаром, и надо было слушаться мелкую и сворачивать на две развилки раньше.
— Четвертая, — наконец признал Кенпачи из уважения к ней и к ее решению.
И первый день в Готее — режуще-яркий, полный горячечного и радостного возбуждения, сразу стух. Последняя надежда оставалась на Киганджо. Вдруг это он Четвертую так согнул-поломал? Если так, Кенпачи его самого за это так согнет и так поломает, что Киганджо со свистом улетит на перерождение.
И согнул.
И поломал.
За полплевка.
Кенпачи тогда понял — это Унохана сама себя так, никто другой просто не смог бы. И зря он чего-то ждал от шинигами — в Готее всегда была только Четвертая, а единственная Ячиру сидела в тот день у него на плечах.
Теперь эта единственная в Готее Ячиру зачем-то собиралась доказывать свои возраст и силу и, обиженная, пряталась за чужими спинами. В сторону Кенпачи даже не смотрела.
Он поморщился.
Унохана Рецу остановилась у ворот, в стороне от остальных, так ни разу и не обернувшись. Ее лейтенант замерла точно за спиной и развернулась с таким решительным видом, словно собиралась держать оборону при своем капитане.
Во рту было кисло-кисло — как неспелой вишни объелся под саке. Кенпачи сплюнул под ноги и скрестил руки на груди.
Изнутри поднималась густая, маслянисто-черная злость.
— Сделайте лицо попроще, капитан Зараки, — вернул ему Кучики. — И уберите руку с цубы, мы больше не на военном положении. Офицерам запрещается обнажать занпакто.
Кенпачи страшно захотелось ему врезать — кулаком, без меча, так, чтобы пропахал лицом весь настил на мосту и пересчитал прожилки на досках.
Все внутри плавилось и зудело, как от орды копошащихся насекомых, пробравшихся под кожу, и показалось, вот-вот мясо полезет с костей.
От бездействия и от того, что приходится просто так стоять и ждать, куда там уведут Ячиру, страшно захотелось врезать Кучики прямо сейчас. Или свалить подальше и врезать кому-нибудь еще. Или свалить подальше вместе с Кучики, и вмять его в пыль.
Раздражение из-за беспокойства за Ячиру — угадал Кучики, чтоб ему пусто стало — только крепло.
А сама Ячиру, мелькнувшая в ворохе парадных кимоно окружавших ее женщин-офицеров, сделала строгое лицо и пригрозила пальчиком.
«Веди себя хорошо, Кенпачик!»
Он поморщился.
Поменяться, что ли, с дежурным отрядом, который завтра собирался в Руконгай на недельный патруль?
Кучики, кажется, что-то почувствовал: реяцу предупреждающе полыхнула и потухла.
— Я пришел к Башне Совета ради сестры, и не позволю втянуть себя в драку. Имейте это в виду, — предупредил он. — Уймитесь, капитан Зараки, и вспомните, ради кого сами здесь появились.
У Кенпачи от этой его многозначительности зубы свело.
Но Кучики был прав, а ему точно пора проветриться в Руконгае. С последнего патруля прошло несколько месяцев — вот и хочется об кого-нибудь занпакто наточить.
— Сестру твою каждый год вызывают. Что, всегда ее так за ручку сюда водишь?
— Рукия пришла отмечаться впервые, как и лейтенант Кусаджиши, — сдержанно ответил тот. — И вы зря относитесь к регистрации в реестрах Совета Сорока Шести так же легкомысленно, как к прогулке до другого отряда.
— Это что еще значит? — Кенпачи развернулся к нему всем телом.
А потом перевел взгляд вниз, заметив движение. На одном из нижних этажей башни: из стены выдвинулась широкая площадка, а потом раскрылся квадратный проход, из которого показался конвой в белых одеждах.
Кучики обернулся, высматривая вместе с Кенпачи конвоиров.
Те, потоптавшись, дождались, пока тем же образом из стены выдвинутся каменные ступени, и растянулись в длинную цепочку, поднимаясь на мост. Двое остались возле Четвертой и ее лейтенанта, а остальные окружили женщин-офицеров.
Их поделили на группы, долго отбирая, кого с кем оставить, и повели за собой обратно, вниз по ступеням от главных ворот.
Кенпачи это все не понравилось: больно много секретности развели. На кой хрен такие сложности?
— Кенпачик, обязательно подожди, пока я вернусь, ладно? — Ячиру, задержавшаяся у темного провала, подпрыгнула и помахала ему рукой. — И не дерись ни с кем без меня, слышишь? Даже с Бьякусиком!
Кенпачи шумно выдохнул, когда ее увели внутрь, и проход сомкнулся.
И бросил вполоборота к Кучики:
— Ты мне сказки-то не рассказывай. У вас, аристократов, это постоянное дело — каждый год в Совете проверяют. Посланник мне об этом все уши прожужжал, какую, мол, честь оказали. Снизошли, мать их.
Вялое переругивание с Кучики нет-нет да отвлечет от настойчивого зуда под кожей.
Дрянной день.
Ни поспать, ни подраться.
— Если ставите под сомнение мои слова, капитан Зараки…
Прежде, чем он успел закончить, на мост к Башне Совета из шунпо выступил запыхавшийся Кераку Шунсуй:
— Капитан Зараки, капитан Кучики, и вы сюда пришли?
Кучики поджал губы и отвернулся, так и не договорив.
А Кераку, напротив, расплылся в довольной улыбке, постоял еще, обмахиваясь шляпой, а потом надел ее обратно, сдвинув так, чтобы только дурацкая лыба и оставалась видна.
— Что, Нанао-тян уже увели? Всех увели? А я только-только выбрался ее проводить. Оставила мне вот такую стопку разобрать, а сама — сразу в шунпо…
— Вы опоздали, — коротко произнес Кучики.
Кераку пересек мост, оглядываясь по сторонам, а потом и влез между ним и Кенпачи, по-братски пытаясь закинуть руки им на плечи. Кенпачи неловко похлопал пару раз, а, Кучики, поморщившись, руку сбросил.
Кераку обиженно поцокал языком, прислонился спиной к перилам и опять повертел головой по сторонам:
— И с чего вдруг они решили всех собрать? Даже Рукию-тян позвали, не побрезговали седьмым офицером…
Кераку опять лыбился, но голос его Кенпачи не понравится. Тем же тоном Аясегава на отрядных попойках отговаривался от новой плошки саке, когда ему потом в ночь надо было дежурить, прикидывался, что совсем пьяный и сомлевший.
А на деле был трезвый и злой.
— Или это ты наконец разрешил, а Бьякуя? — понаблюдав, как у того на лице разом заходили желваки, Кераку продолжил: — Вот я бы свою Нанао-тян никуда не пустил, если бы меня спросили, — он надвинул соломенную шляпу на глаза. — Когда узнал, что в этом году всех собирают, даже к старику Яме зашел узнать, что за вожжа Совету под хвост прилетела. А он все Айзеном отговаривается.
— Айзен Соске вырезал всех предыдущих советников. Со стороны новых разумно попытаться обезопасить себя, — через некоторое время произнес Кучики, словно бы нехотя.
Кенпачи промолчал.
Причины, по которым Совет вызвал к себе Ячиру, его не волновали — главное, чтобы ей ничего не сделали.
— Разумно или нет, и чего они так боятся — не знаю, — Кераку вздохнул и поскреб подбородок ногтями. — Только тело старого Главы так и не нашли. А теперешний, как назначение получил, совсем разошелся. Даже с этой проверкой — раньше кандидаток в жены аристократов с большой духовной силой строго из своих набирали.
— Какие кандидатки? — вскинулся Кенпачи, переводя взгляд с втянувшейся в стену лестницы на Кераку. — Что за хренота?
— Капитан Зараки, ну вы что, не догадываетесь, зачем еще женщинам духовную силу замерять? — улыбка у Кераку стала совсем неприятной. — Это нас с вами принимают — служить в армию. А маленьких руконгайских девочек с реяцу лейтенантского уровня по всем концам Общества Душ разыскивают для другого.
Он неожиданно наклонился к Кучики и пихнул в плечо:
— Правда же, Бьякуя? Уж тебе-то наверняка известно на собственном опыте…
— Капитан Кераку, прошу вас прекратить этот разговор, — резко оборвал его тот.
— Я бы давно прекратил, не будь все так, как есть, — пожал плечами Кераку. Потом поднял голову так, чтобы было видно глаза, и сказал: — Совет что-то задумал. А начать собираются как раз с пополнения в семьях аристократов, чтобы вырастить себе побольше маленьких послушных офицеров с большим объемом духовной силы.
Слушать Кераку было противно, был в его словах какой-то недобрый второй смысл. И неприятный холодок по телу шел — не от страха, а от мерзости.
— Мне покласть, что планирует Совет и кого собирается смещать, — медленно произнес Кенпачи. — Пусть делают, что хотят. А попробуют Ячиру втянуть — руки-ноги переломаю. Она в этой херне участвовать не будет.
— Лейтенант Кусаджиши, может, и не будет, — туманно отозвался Кераку. — И Кучики Рукию без одобрения со стороны брата замуж точно не выдадут. Только на советников…
— Покласть мне на советников!
Одновременно с ним вскинулся Кучики:
— Вы здесь только ради того, чтобы передать последние сплетни, капитан Кераку?
Прищурился, ноздри так и раздувались, даже руку на рукоять занпакто положил. Вспылил, надо же. Да чтоб он так Кенпачи до этого отвечал — давно уже смылись бы помахаться на какой-нибудь тренировочной площадке неподалеку, никакие обидки Ячиру бы не остановили.
Кераку от Кучики отгородился поднятыми в воздух открытыми ладонями и даже отодвинулся немного:
— Да я здесь только Нанао-тян забрать! Мало ли что, вдруг ей тяжело будет возвращаться в отряд самой? Чем уж там им духовную силу проверяют.
А потом Кенпачи заметил, как на его лице снова проступает эта поганая усмешка.
Дождаться бы возвращения Ячиру да забрать ее в отряд — и ладно. И ни на какие проверки она больше ходить не будет.
К хренам все.
— К тому же, не так часто вас обоих и увидишь, — продолжил Кераку. — Капитан Зараки общие собрания не любит, капитан Кучики весь в делах отряда и клана, а меня Нанао-тян сразу за рукав хватает, стоит только ненадолго отлучиться из казарм — толком не поговорить.
— Наговорились? — сухо спросил его Кучики.
— Я бы еще спросил, почему ты вдруг через столько лет отпустил Рукию-тян пройти проверку духовной силы, но не ответишь же.
Тот поморщился.
— Я же понимаю: семья, обязанности перед кланом, — продолжал Кераку, рассуждая словно бы сам с собой. — Надо и сестру уберечь и не подставиться.
— Рукия приняла решение, и я уважаю ее выбор, капитан Кераку.
— А не выйдет ли Рукии-тян это решение боком? Когда советники за нее возьмутся всерьез.
Кенпачи окончательно перестал разбирать, о чем они говорят — гребаные туманные аристократические делишки, — и только уверился еще больше в решении держать Ячиру подальше от всей этой непонятной хреноты.
— Не Совету определять, в чей дом войдет моя сестра, — жестко произнес Кучики. — И благо клана определяю я, а не они. Их дело — Готей. Рукия поступать будет так, как сама захочет.
Задержавшись взглядом на Кенпачи, он отошел дальше, к воротам башни, давая понять, что трепотня на этом окончена.
Кераку вздохнул, виновато развел руками, заметив взгляд Кенпачи, и тоже замолк.
Лучше бы так и вообще молчал — только лишние мысли разбередил. Пока Одиннадцатый не трогают, Кенпачи с его откровений ни жарко, ни холодно. Как кто полезет — разговор будет короткий. Еще короче, чем с Айзеном.
А Кучики мрачнел все сильнее. Смотреть особо было не на что, и Кенпачи невольно за ним наблюдал: то губы скривит, то зубы стиснет, то спохватится — и снова ненадолго лицо застынет.
Разговор с Кераку его задел.
И правильно — им, аристократам, сложнее. Просто так хаори не скинуть и в Руконгай не уйти. Семья, клан, ответственность.
Полная херня.
Через некоторое время — Кенпачи, усевшись на пол и пристроившись спиной к перилам, успел вздремнуть, — на нижнем этаже заработал выдвижной механизм. После того, как раскрылся проход, опять показался конвой в белом. Стражи выстроились на площадке вместо живого коридора, загораживая край.
Кенпачи ждал, что первой выскочит Ячиру, взлетит по выдвигающимся ступеням и запрыгнет на него с рассказами, что да как там было. Но она появилась разве что не самой последней. Когда они с Кучики Рукией наконец вышли из темноты, остальные успели разойтись. Мацумото из Десятого, Хирако из Пятого с лейтенантом, Четвертая, даже Кераку с Исе — сильно спавшей с лица, шатающейся от усталости — ушли далеко вперед.
Пешком.
Явно не потому, что хотели задержаться и обсудить друг с другом, как все прошло — лица были слишком осунувшиеся.
— Истощение, — определил Кучики, провожавших их настороженным взглядом.
Зато Ячиру держалась хорошо: и подняться Кучики помогла, и вертелась вокруг, веселая, ободряя.
У Кенпачи при виде нее как весь Соукиоку с плеч спал. Зато там же скоро устроилась сама Ячиру. Взобралась, как только поднялась на мост, помахала Кучики Рукии на прощание — та даже не увидела, сложилась в поклоне перед братом, протягивая ему какие-то бумажки.
— Пойдем домой, Кенпачик, — вздохнула она и только крепче обняла Кенпачи.
Кажется, все, обиды больше не держала, успокоилась.
— Ну что, замерили там твою силу, а, госпожа будущий капитан? — спросил он, когда они спустились на улицу, ведущую к казармам.
— Замерили, — отозвалась Ячиру. — И объем реяцу проверили, и скорость восстановления духовной силы. Сказали, если банкай получу — смогу стать капитаном.
— Так тренируйся, дуреха, поговори со своим занпакто.
— Не хочу, — вздохнула она и потерлась своей щекой об его. — Лучше я так останусь, лейтенантом при Кенпачике. Зачем мне свой отряд? Без Лысика, Юмичики и Маки-Маки будет скучно. А еще знаешь что?
— Что?
— Рукия скоро станет лейтенантом, — доверительно сообщила Ячиру. — Назначают в Тринадцатый. Это все потому, что Бьякусик ее сегодня отпустил — иначе бы не назначили.
— Об этом вы столько болтали?
— Она меня спрашивала, как правильно управлять отрядом. Я же с Кенпачиком уже давно-давно и все знаю, — важно произнесла она. — А мы встретили старую подругу Рукии из Руконгая — сто лет не виделись, а она, оказывается, в Готее служит! Представляешь?
Уж Кенпачи-то представлял.
— Только ты никому не рассказывай, ладно? — спохватилась Ячиру.
— Не расскажу, — пообещал он. — Ну, встретила и встретила, дальше что?
Она вздохнула. А потом вдруг снова спросила:
— Кенпачик, а я точно-точно сильная?
Он вспомнил, что понарассказал Кераку, — все эти расспросы о силе и взрослении разонравились окончательно, — и попытался ее одернуть:
— Прекращай всякую ерунду болтать. Или это вам хрени какой наговорили в Совете? Поменьше слушай идиотов, которые отродясь даже тренировочного меча в руках не держали.
— Нет, ты скажи, Кенпачик!
— Сильная, ну.
— А взрослая? Самостоятельная?
— Зачем спрашиваешь?
Ячиру принялась перебирать волосы у него на висках, будто дальше спрашивать неудобно и она застеснялась.
— Да говори уже.
— А если меня в Руконгай одну отпускать — отпустишь? Волноваться не будешь? Ненадолго. Вот совсем на чуточку.
— Со мной пойдешь — не буду. На кой хрен тебе в Руконгай самой соваться? Что там одной делать?
— Ничего.
Она снова вздохнула и дальше помалкивала до самой территории отряда. Вроде и не обиделась, но Кенпачи и так понял — опять не то сказал.
— Я к Маки-Маки схожу, — объявила Ячиру и спрыгнула. А потом скорчила рожицу: — Кенпачик вредный, никуда не пускает, а я возьму — и сама убегу!
И действительно убежала — по траве к казармам.
Кенпачи, проводив ее взглядом, подозвал к себе развалившегося на веранде точь-в-точь на его месте Мадараме:
— Возьми с собой Аясегаву и валите в Тринадцатый. Они завтра уходят в Руконгай на недельный патруль. Договорись поменяться.
Раз Ячиру так приспичило в Руконгай, то они и пойдут всем отрядом. Может, даже нормально размяться получится, если успеют далеко уйти — первые районы безопасные, делать там нечего, проскочат, как по маслу.
Точно пора проветриться — и Одиннадцатому, засиделись уже с прошлого патруля, офицеры не знают, чем бы еще заняться, и самому Кенпачи. Особенно после того, что наговорил Кераку — только уныния нагнал со своим Советом. Меньше его слушать надо было.
Ячиру до вечера носилась по отряду, ее было видно и в казармах, и на тренировочной площадке, и в общем обеденном зале, и у самых стен. Кенпачи даже смутную гордость ощутил: чем бы там им в Совете духовную силу не проверяли — вон как бодро бегала, ничуть не устала. Не то, что другие.
Зато спать Ячиру ушла рано. И утянула Кенпачи за собой — он не очень-то сопротивлялся, делать все равно было нечего, собраться отряд успеет и перед отходом, дело недолгое. И Аясегава с Мадараме обратно не торопились — наверняка завернули к знакомым офицерам.
Они-то Кенпачи и разбудили. Оба замерли в дверях, дожидаясь, когда капитан отзовется.
Снаружи стояла полная темень, под потолком тускло горела светящаяся лоза, и в казарме было так тихо, что казалось, уши заложило — ни шороха.
И еще матрас под боком противно холодил — Ячиру со своего места всегда перебиралась к Кенпачи под бок, даже в самую жару.
А теперь ее не было и, похоже, уже давно.
— Где? — сразу спросил Кенпачи.
Мадараме так и поперхнулся заготовленной фразой. А потом, откашлявшись, произнес:
— Мы пришли вместе. Ждет на веранде, снаружи. Говорит, очень срочно…
— Ячиру, спрашиваю, где? — оборвал его Кенпачи.
Тот, наконец, спохватился, удивленно, как в первый раз, оглядел комнату, обшарил взглядом пустой коридор и пожал плечами.
— На территории отряда реяцу не чувствую, — отчитался Аясегава. — Если только лейтенант не скрывает свою духовную силу.
Кенпачи поморщится. Что с Ячиру творится? То вчера весь день как не своя была с этим Советом и замерами силы. Теперь еще решила в прятки поиграть.
— Делать ей больше нечего. Никогда от меня реяцу не скрывала, а тут вдруг решила, что ли? Поднимите всех, пусть быстро проверят территорию отряда.
Мадараме понятливо покивал и вышел. Слышно было, как, добравшись до общих спален, он гаркнул «подъем!», и казармы сразу ожили.
— Кто там, говорите, приперся? — вспомнил Кенпачи, набрасывая на плечи юкату.
— Капитан Кучики, — ответил Аясегава. — Нагнал нас по дороге из Тринадцатого — там кого-то из офицеров потеряли. Нам ничего толком не объяснил, сразу потребовал вас.
— Требует он, — проворчал Кенпачи, проходя мимо него к раздвижным дверям на веранду. — Приперся в чужой отряд — и требует…
Про духовную силу можно было не заикаться и отряд на уши не ставить, он и сам всегда чувствовал, когда Ячиру, даже смертельно разобидевшаяся, возилась где-нибудь поблизости или выскакивала погулять в соседний отряд. На этот раз ее нигде не было.
Зато был Кучики в свете лозы нездорово-желтоватый и такой же дерганый, как днем. И на хрена его только принесло в такую рань да в таком настроении?
— Чего надо? — спросил Кенпачи.
Кучики выразительно поглядел на него — юката, что ли, не понравилась? Сам-то даже капитанское хаори поверх формы нацепил, будто случилось что.
— Ну? Или тебя обязательно надо при всем параде встречать, иначе не скажешь? — спросил Кенпачи, скрестив руки на груди.
Кучики ненадолго прикрыл глаза и, шумно сглотнув, выдохнул через нос, прежде чем ответить:
— Этой ночью Рукия исчезла с территории Тринадцатого отряда. След ее реяцу обрывается в Руконгае, однако, я полагаю, она могла заглянуть к вам перед уходом.
— Не могла, — мотнул головой Кенпачи и развернулся обратно к дверям. — Не было ее тут. Вали отсюда, меня твои проблемы не касаются.
Из казарм прямо на него вылетел запыхавшийся Мадараме:
— Лейтенанта Кусаджиши пока не нашли. Никаких следов.
— Вы все еще уверены, что это только мои проблемы, капитан Зараки? — спросил Кучики.
Кенпачи цыкнул.
То дурацкое предчувствие беды, с которым он провожал взглядом Ячиру, загороженную белыми спинами конвоя, опять вернулось. Только хуже — теперь он ее не видел и не чувствовал.
Еще ни разу за чертову сотню лет она от него никуда не сбегала.
— Ты Ячиру со своими проблемами не мешай, — наконец произнес Кенпачи, оборачиваясь. — Может, это твоя сестра так обрадовалась лейтенантскому шеврону, что решила сбежать, а?
— Или лейтенант Кусаджиши сообщила нечто такое, из-за чего ей пришлось уйти, — уперся Кучики. — Потому что Рукия после проверки в Совете больше ни с кем так долго не говорила. Ни в поместье, ни, как мне доложили, в своем отряде.
И тут этот гребаный Совет. Вся эта муть началась именно с него.
— Ладно, хрен с тобой, пошли внутрь, — решил Кенпачи. — Не здесь же говорить. Мадараме, ищите дальше.
Кучики, только получив приглашение, сразу поднялся по ступеням и ушел вперед по коридору к капитанскому офису, с таким видом, будто у себя в отряде был.
— С чего взял, что они вместе ушли? — первым делом спросил Кенпачи, заходя следом за ним и прикрывая за собой двери.
С их приходом лоза под потолком вспыхнула ярче, высвечивая пыль по углам.
— Рукия не успела восстановить духовную силу после проверки в Совете, чтобы покинуть Готей в одиночку. Ей помогли.
Кенпачи оперся о столешницу и прислонил ножны с занпакто рядом.
Кучики так и остался стоять у дверей, блуждая взглядом по комнате. С лица он, кажется, слегка просветлел. И вообще перестал напоминать своим видом сушеную рыбину.
— В отряде никто не знает, куда она ушла.
— Что, просрали своего нового лейтенанта и даже не заметили? — ухмыльнулся Кенпачи.
Кучики промолчал — не стал напоминать, что Одиннадцатый оказался в том же положении. Это Кенпачи и без него сразу вспомнил.
И скрипнул зубами.
— В отряде праздновали назначение Рукии. Никто не помнит, как она ушла.
Так вот где Мадараме с Аясегавой всю ночь носило.
— Она сделала крюк до вашего отряда, прежде чем направиться к южным вратам. Кроме лейтенанта Кусаджиши помогать ей больше некому — Рукия даже с Ренджи ни словом не обмолвилась.
Кучики помолчал некоторое время, а потом посмотрел прямо на Кенпачи и тихо продолжил:
— Подозреваю, они могли узнать в стенах Совета нечто такое, из-за чего решили вместе отправиться в Руконгай.
— Опять этот Совет! — Кенпачи хлопнул ладонью по столу. — Вся хренота с них и этой гребаной регистрации началась.
Он подхватил приставленные к столу ножны с занпакто и перебросил через плечо.
— Капитан Зараки, подождите, — Кучики предупреждающе поднял руку и выступил вперед, загораживая двери.
— Свали с дороги, Кучики. Раз тут замешан твой Совет, значит, с них и надо спрашивать. Вот я и пойду.
— Хотите попасть в Башню Раскаяния? Или, думаете, вам все выложат, как есть, стоит только заявиться к советникам с занпакто наперевес? Не делайте глупостей.
Кенпачи шагнул навстречу, и Кучики уперся ладонью ему в грудь.
— Глупость сделал тот, из-за кого пропала Ячиру. А я так, размяться собираюсь. Поэтому — свали.
— Вас убьют, если попытаетесь атаковать Совет.
— Не пойму тебя, Кучики, — Кенпачи наклонился, нависая над ним еще больше, и приблизил свое лицо к его. — Ты что, не хочешь узнать, какого черта пропали Ячиру и твоя сестра? Или, — он оскалился, — так за меня волнуешься?
— Я беспокоюсь не за вас, а за Рукию и лейтенанта Кусаджиши, — спокойно ответил Кучики, не делая попыток отстраниться. — Их исчезновение сразу свяжут с вашим нападением и объявят предателями. Помните, чем это заканчивается для офицеров Готея?
Кенпачи скривился и подался назад.
— Собираешься так просто им все с рук спустить?
— Пока у нас нет никаких доказательств, кроме моего предположения, и требовать от Совета чего-либо нельзя. Однако все еще есть время на поиски — капитан Укитаке готов тянуть с подачей сообщения об исчезновении Рукии столько, сколько понадобится, — успокаивающе произнес Кучики. — Послушайте, может быть, лейтенант Кусаджиши что-нибудь говорила после проверки? Важны любые мелочи.
Кенпачи нахмурился и запустил пятерню в волосы на затылке.
— Она сказала, твоя сестра кого-то видела в здании Совета. Старую подругу, что ли.
Кучики уставился куда-то в сторону, задумавшись. Нахмурился, беззвучно пошевелил губами и качнул головой, а потом снова перевел взгляд на Кенпачи:
— Еще что-нибудь?
— Больше не знаю. Ячиру все болтала про силу и Руконгай и просила ее одну отпустить, — Кенпачи пожевал губами и продолжил: — Или, выходит, не одну.
Кучики глубоко вздохнул и развернулся:
— Благодарю за помощь, капитан Зараки. Я пришлю вам Адскую бабочку, если найду что-нибудь еще.
— А ну стоять! — Кенпачи одним широким шагом оказался вплотную к нему и хлопнул перегородкой у Кучики перед носом. — Куда собрался?
— Попробуйте догадаться, — снисходительно произнес тот, не поворачиваясь. — Постараюсь самостоятельно отследить Рукию по остаточному следу в Руконгае. У меня есть примерное направление.
— И что, один прочешешь все восемьдесят районов? Не надейся, я тут сидеть, сложа руки, не стану.
— Исчезновение сразу двух капитанов незамеченным не останется, — возразил Кучики, глядя на него через плечо. — Вам лучше остаться в Готее, чтобы не вызывать подозрений.
— А я у Тринадцатого патруль забрал, — оскалился Кенпачи, убирая руку. — Ухожу с отрядом в Руконгай вместо них. Твоя сестра об этом небось не знала и подумала, что патруль прикроет ее исчезновение. Так что сам тут и оставайся.
— Вы не сможете самостоятельно последить остаточную реяцу Рукии, — Кучики отрицательно качнул головой. — А реяцу лейтенанта Кусаджиши — и подавно.
— Да мне по хрену. Только один ты все равно никого искать не будешь, понял?
— Так за меня волнуетесь, капитан Зараки? — он дернул уголками губ в слабой улыбке.
— Хочу первым надрать им обеим уши, как найду, — скомкано произнес Кенпачи, ощутив смутное волнение. — Чтобы больше такой херни не устраивали — не дети малые уже, так без предупреждения удирать.
— Понимаю, — с той же улыбкой кивнул Кучики. — Тогда я нагоню вас за южными воротами.
— Долго не возись, весь день ждать не будем, — грубовато отозвался Кенпачи, почему-то смутившись.
И, отодвинув с дороги Кучики, пошел собирать отряд.
Они успели миновать Южные Врата и пройти первые лачуги, когда рядом с Кенпачи из шунпо вышел Кучики, замотавшийся в плащ так, что одни глаза остались. Он как-то так сразу попал в шаг и продолжил идти, как ни в чем не бывало.
Будто с самого начала с ними шел.
Будто они вообще постоянно так прогуливались.
— Реяцу прячешь? — спросил Кенпачи, дернув за край капюшона так, чтобы тот сполз, и получив в ответ неодобрительный взгляд. — Зря.
— Мое отсутствие в Готее, в отличие от вашего, должно остаться незамеченным. Хотя бы первое время.
Кенпачи, обернувшись, высмотрел среди офицеров Мадараме с Аясегавой:
— Эй, Мадараме! Кто спросит — скажешь…
— Капитан и лейтенант Кусаджиши ушли вперед веселиться и искать противников, — нараспев продекламировал Аясегава. — Удачного пути.
Кенпачи удовлетворенно кивнул и пихнул Кучики в плечо, подгоняя его, и сам зашагал быстрее.
— Лейтенант Кусаджиши, значит? — негромко переспросил тот.
— Ты тут за Ячиру, если не понял, — ухмыльнулся Кенпачи. — Ладно, к хренам все. Так куда идти?
— Рукия вспомнила старую подругу из Руконгая, они с Ренджи пришла в Академию из Инузури, семьдесят восьмого района в южном направлении.
— Далековато, — оценил Кенпачи, оглядывая полупустую улицу — с появлением офицеров Одиннадцатого местные заторопились по своим делам и постарались побыстрее попрятаться по домам. В первых районах души были пуганые, знали, что такое — не вовремя вылезти перед отрядом шинигами. — Думаешь, туда они и пошли?
— По крайней мере, Рукия — точно, — кивнул Кучики.
Кенпачи нахмурился.
— Уверен, найдем ее — узнаем, что случилось с лейтенантом Кусаджиши, — добавил тот.
— Искать кого-то в Руконгае — гиблое дело. Семьдесят восемь районов прочесать — это тебе не каракульки тушью на бумаге выводить.
— Я имею некоторое представление о том, что это такое — поиски души в Руконгае, капитан Зараки, — терпеливо произнес Кучики. — Мне известен вид реяцу Рукии — это уже упрощает дело. А каллиграфия, к которой вы относитесь с таким пренебрежением, помогает в обучении концентрации и управлению духовной силой.
— Скука хренова, — выдал Кенпачи и демонстративно зевнул, клацнув зубами. — Ладно, значит, ночь форы. Пойдем быстро — успеем нагнать. Вряд ли они с Ячиру далеко забрались.
— Если только использовали шунпо самостоятельно, — холодно отозвался Кучики.
Кенпачи этот переход узнал. Так сразу «закрывалась» Ячиру, когда он говорил что-нибудь не то про ее любимые стекляшки или новую лейтенантскую форму.
Ну охренеть, Кучики обиделся за свою каллиграфию.
— Чего? — Кенпачи нахмурился и остановился посреди улицы. — Ты же говорил, они обе сами ушли. Кучики, выкладывай. Пока не скажешь — дальше не пойдем.
Тот сделал несколько шагов, потом все-таки обернулся:
— Следов Рукии в Готее я не обнаружил — она сразу отправилась в Руконгай, — медленно начал он. — Однако лейтенант Кусаджиши успела побывать у Башни Совета, прежде чем исчезла.
— Опять Совет! — Кенпачи со злости сплюнул в пыль, а потом приблизился к Кучики. — И какого хрена ты мне сразу не сказал, что она там пропала, а?
— Потому что вы бы не стали больше ничего слушать, капитан Зараки, — отозвался он. — И отправились бы прямо туда, не пытаясь разобраться, что случилось на самом деле.
Кенпачи только отмахнулся.
Хорошо его подловили, нечего сказать. Молодец, Кучики. Ничего, как только найдется Ячиру и Совет получит по заслугам, у них будет время потолковать как следует.
Кенпачи развернулся и пошел в обратном направлении, навстречу приближавшемуся отряду — гомон и крики офицеров, дорвавшихся до свободы, слышно было через два квартала.
— Вы и сейчас меня не слушаете, — повысил голос Кучики, быстро нагоняя его и снова загораживая путь. — Лейтенанта Кусаджиши наверняка уже нет в Башне Совета. Вы только потратите время зря.
— Иди на хрен с дороги, — коротко буркнул Кенпачи, обходя его.
Кучики шумно вздохнул и выбросил руку в сторону, не пуская Кенпачи.
— Подождите, капитан Зараки. Каждый год, после процедуры проверки реяцу, из здания Совета в Руконгай отправляется особая повозка, — безразличным голосом произнес он. Кенпачи оглянулся. Выражение лица у Кучики было совершенно нечитаемое. — Через полгода она возвращается. Реяцу повозки и ее содержимого полностью экранирована, и отследить перемещение невозможно. Я сам узнал о ее существовании только в результате некоторого неприятного события, но о содержимом до сих пор не имею понятия.
— Я тебе скажу, что там за содержимое было в этот раз, — мрачно отозвался Кенпачи. — Ячиру, — а потом спросил: — И я, значит, должен тебе верить?
— Без меня вы вообще не знали бы, где искать лейтенанта Кусаджиши, — заметил тот.
— Так я и до сих пор не знаю.
— Инузури, — вздохнул Кучики. — Или по пути к нему. И давайте уже не будем терять время. Если успеем, получится перехватить их в пути.
— Уже — их?
— Повозку, — поправился он.
— Кучики, ты ведь что-то еще знаешь, — угрожающе начал Кенпачи. — Но мне опять не говоришь.
— Потому что вас это не касается, капитан Зараки.
— Да с хрена ли?
— Это то, что вы назвали бы «аристократической хренотой». И к поискам отношения не имеет, — он неопределенно пожал плечами. — Поэтому решайте быстрее — верите вы мне или нет.
Кенпачи прикрыл глаза, потом глянул на столб пыли, поднятый приближающимся Одиннадцатым, и извлек из ножен занпакто.
Лезвие было все такое же мертвое и щербатое. Но в нем точно отражался Кучики.
— А, да хрен с тобой! Найдем твою сестру — будешь должен, — буркнул Кенпачи.
— Вы хотели сказать — найдем лейтенанта Кусаджиши?
— Ты зря про Ячиру так думаешь — это скорее она нас сама найдет. Если не потеряется.
— Полагаю, поэтому они и решили, что лейтенант Кусаджиши отправится в повозке, — Кучики дернул уголками губ. — Возьмите меня за руку и постарайтесь не отпускать.
Кенпачи покрепче ухватил его за предплечье и спросил на всякий случай:
— Это еще зачем?
— Чтобы не потеряться.
И сорвался в шунпо.
Когда все вокруг перестало сливаться в единую бесцветную полосу и они остановились в первый раз, землю у Кенпачи под ногами жгло так, будто всю дорогу он промчался на своих двоих.
По углям.
Зато он сразу узнал хилую рощицу между деревнями, которую пересекал широкий тракт: седьмой. Кучики с ним в нагрузку одним махом проскочил больше шести районов, и только слегка запыхался.
— Лихо, — прохрипел Кенпачи, оглядываясь. В горле было суше, чем в пыли под ногами.
— Благодарю, — сдержанно кивнул Кучики и прошелся туда-сюда, разминаясь. — Первые районы минуем быстро — дороги прямые и широкие, редкие перелески. Но дальше, боюсь, придется гораздо сложнее, и я не смогу поддерживать такой темп.
— Ничего. Мы за неделю до пятьдесят третьего едва успели добраться в последний раз.
— Всем отрядом? Это много, — оценил Кучики. — Обычно в патруле едва удается три десятка покрыть.
— Ходко шли.
Тележки, катившиеся по тракту, мимо них старались проскочить особенно быстро. Кенпачи то и дело ловил на себе испуганные взгляды. Обычные души тоже старались рядом не задерживаться.
То ли еще будет, когда здесь промчится Одиннадцатый.
— В первых районах мы вообще не задерживались, — продолжил Кенпачи. В голове вертелась какая-то назойливая мысль, которую никак не удавалось ухватить — и она точно имела отношение к последнему патрулю. — Тут делать нечего, Тринадцатый все зачищает, как следует.
— А дальше?
— А дальше бывает по-всякому, — уклончиво ответил Кенпачи. — Но в основном — скучно. Пить будешь? — спросил он.
А сам уже остановил повозку с высокими глиняными кувшинами с запечатанным горлышком. Возница был против ровно до того момента, как увидел номер отряда Готей-13 на капитанском хаори. А потом просто удрал.
Кучики молча прикрыл глаза.
— То-то же, — проворчал Кенпачи, разбивая печать у ближайшего кувшина и отхлебывая из горла.
Остатки он вылил себе на голову, чтобы освежиться.
— Если вы закончили, отправимся дальше, — на этот раз Кучики сам взял его за руку.
— Зря отказался, — только и успел произнести Кенпачи.
В следующий раз они переместились сразу до восемнадцатого. Потом, после короткого перерыва, Кучики перенес их в двадцать шестой.
Чем дальше они уходили на юг от Готея и центра, тем меньше чувствовалось присутствие других душ, тем дальше друг от друга находились селения. И тем хуже становились дороги — они все больше походили на разбитую и утоптанную колею, чем на мощеные досками и плитами тракты первых районов.
К тридцать первому Кенпачи более-менее пообвыкся с ощущениями и просто сразу стягивал варадзи с носками, топчась по прохладной траве.
К тридцать седьмому Кучики от такого количества переходов уже крепко пошатывало, и по лицу струился пот. Он сошел с дороги и устало опустился на изломанный узловатый ствол поваленного дерева, подгнивавшего в тени других.
— Говорю же, зря тогда отказался, — вздохнул Кенпачи, оглядываясь.
Давно уже перевалило за полдень, дело шло к вечеру.
— Тут народу поменьше будет, и так просто воду не отдадут. И до ближайшей деревни не меньше двух часов идти. Здесь отдохнешь или дойдем?
— Здесь, — коротко ответил Кучики. — Вы не сказали, капитан Зараки, что помешало пройти дальше пятьдесят третьего района.
— Да Айзен и помешал. Посланник от этого, мать его, Совета возник и потребовал, чтобы повернули обратно к Готею — моих офицеров собирались забросить на грунт, защищать этот город, Каракуру.
Кенпачи без особого удовольствия вспомнил, как ругался с посланником и как потом пришлось уступить — Мадараме с Аясегавой влезли.
— Уверены, что его прислал именно Совет, а не Главнокомандующий Ямамото?
— Думаешь, мне совсем память отшибло?
Кучики долго молчал, вертя в руках фляжку, которую достал из рукава, а потом произнес:
— В таком случае кто-то очень не хотел пропускать вас дальше. — И поднял глаза: — Потому что в то время новый Совет Сорока Шести еще не собрали, и посланник мог быть от кого угодно, но только не от него.
— О как, — Кенпачи хищно оскалился и машинально перенес руку на цубу занпакто. — Успеешь до ночи нас к пятьдесят третьему перенести?
— Попробую, — Кучики, пошатываясь, тяжело поднялся. — Хорошо, что Рукия оставила такой четкий след.
— Да уж, не очень-то твоя сестра и скрывалась, — проворчал Кенпачи, надевая прохладные наощупь варадзи.
— Или же не скрывалась вовсе.
Они снова переглянулись.
— Тогда тащи нас дальше, Кучики, раз все так удачно складывается, — сказал Кенпачи, а потом смерил его подозрительным взглядом: — Если в край вымотался, лучше обопрись на меня.
— Не говорите глупостей, капитан Зараки, — уперся тот. — Лучше вспомните, как выглядел тот посланник, который вас встретил на границе районов.
— Посланник, как посланник, — успел произнести Кенпачи перед новым переходом. — Да вот как этот, например.
Он указал подбородком на фигуру, замершую впереди, и сразу потянул из ножен занпакто. Ни опознавательных знаков, ни всполохов реяцу — пустое место. Если бы выбившийся из сил Кучики не остановился передохнуть, они вполне могли так запросто проскочить мимо.
— Жди здесь. Этот — мой, — бросил Кенпачи, а сам медленно выступил вперед, не отводя взгляда от фигуры в форме Онмицукидо. — Эй, ты!
— Капитанам Готей-13 необходимо срочно вернуться в расположение своих отрядов, — тусклым голосом отозвалась фигура.
— Кто приказал? — прочертив на пробу лезвием дорожку в пыли, спросил Кенпачи.
Вместо ответа в него впоролось лезвие чужого меча. Ну или попыталось: острие скользнуло по плечу, рассекая форму и часть хаори, но вреда не причинило — толком ранить владельцу не хватило силенок. И отбить удар — тоже: лезвие со звоном раскололось, и обломок упал в траву рядом с отрубленной головой. Маска, закрывавшая лицо, откатилась в сторону, и показалась ровно натянутая, без единого выступа и выемки, кожа. Блестящая, гладкая, как лакированный бок глиняного сосуда.
Лица у посланника не было.
Тело покачнулось, задергалось и рухнуло на дорогу.
Кенпачи разочарованно скривился — от этих ребят он ждал большего.
— И тут херова скукота, — пожаловался он Кучики.
— Лучше оглядитесь, капитан Зараки, — посоветовал тот, извлекая из ножен свой занпакто.
Кенпачи и огляделся. Из вечерних сумерек на дорогу стягивались другие — обступали со всех сторон, появляясь по двое-трое, с поднятыми мечами. Посланники — не посланники, один хрен какие-то мутные уроды, Совет сам от них с удовольствием отмахнется.
— Если все такие же слабаки, разберусь быстро, — Кенпачи перехватил занпакто другой рукой и крутанул в воздухе перед собой. Он успел насчитать больше двух десятков, а противников только становилось все больше. — Как нехер делать.
Кучики глубоко вздохнул и, приблизившись к нему со спины почти вплотную, поднял занпакто на уровень лица:
— Цвети, Сенбонзакура.
Ругань Кенпачи потонула в металлическом шелесте, метнувшихся к ним со всех сторон поддельных посланников полосовало, шинковало и резало на части.
— Не отходите от меня, — предупредил Кучики, — если не хотите попасть под лезвия.
— Совсем охренел? — возмутился Кенпачи, оглядываясь на него. — Куда полез? Это мои противники!
— Вы, кажется, забыли, зачем мы здесь, капитан Зараки, — устало произнес тот. — Развлекаться будете в следующий раз.
Обрубки тел, сочившиеся еще свежей кровью, с влажным хлюпаньем падали на землю. Когда лезвия Сенбонзакуры наконец снова собрались в клинок и Кучики спрятал занпакто в ножнах, над дорогой поплыл густой и разморенный медный дух.
— Гораздо важнее, что я не чувствую высвобожденной рейреку, — заметил он, отступая от Кенпачи. — После смерти такого количества душ происходит серьезный выброс.
— Да потому что они и не померли, — отозвался Кенпачи, чувствуя, как при виде зашевелившихся на земле обрубков в крови вскипело возбуждение.
Он успел соскучиться по славным дракам — таким, чтобы непонятная хрень перла изо всех щелей, чтобы никто не обещал быстрой победы и чтобы сила валила через край.
Точно, после Уэко Мундо готейские тишь да гладь совсем заели.
Земля дрогнула, будто ожившая, расползлась в бурую скользкую грязь от крови, сначала впитавшейся, а потом снова поднявшейся на поверхность.
Отрубленная голова из канавы у дороги выкатилась обратно. Вместе с ней в центр ожившего клубка мяса, костей и густой жижи сползались, подрагивая, отрубленные руки и ноги, отсеченные головни костей и распоротые жгуты мышц.
Кенпачи, увязая по щиколотку в прелом земляном месиве, переступил на месте и, предвкушая второй раунд, перебросил занпакто в другую руку.
В навалившейся вечерней темноте прямо перед ним собирался мерзко хлюпающий монстр, от которого ощутимо перло мощной реяцу — не чета тем, из кого он состоял.
И было это охренительно.
Кенпачи, не сдерживаясь, расхохотался: его так и распирало от счастья. И даже угрюмый Кучики за спиной не портил картину. Не хочет веселиться — и ладно, главное, чтобы под руку не лез.
— Капитан Зараки, вы же не собираетесь…
— Не лезь, — коротко приказал Кенпачи и, не слушая возражений, безо всяких финтов просто пошел вперед. — Лучше держи мне спину, если новые полезут.
Он точно оттаскает Ячиру за уши, когда найдет, за то, что сбежала и заставила поволноваться. А потом отблагодарит от всей души.
За то, что навела его на такую отличную хреноту.
Взвившуюся в воздух и ощетинившуюся обломками костей плеть Кенпачи попытался остановить мечом. Щербатое лезвие сразу полностью вошло в плоть — легко, не встречая никакого сопротивления, — и выскочило с другой стороны, оставив за собой только полоску быстро стягивающегося разреза.
Когда Кенпачи, пропуская другой замах плети, снова резанул занпакто, чтобы отхватить кусок побольше, лезвие чуть не застряло прямо внутри, в ставшем на удивление твердым и монолитном нагромождении мертвого мяса. Хренота, оказывается, восстанавливалась с огромной скоростью.
И с той же скоростью отвечала ударом на удар. Плеть лихо изменила направление, отшвыривая Кенпачи в сторону. А потом вытянувшаяся из брюха монстра вторая подхватила, вминая в землю так, что кости захрустели.
Во рту отдавало горьковато-соленым, и на зубах скрипел песок.
Прежде чем Кучики достало ума опять рассыпать лезвиями свой занпакто, Кенпачи снова вскочил и сунулся под другой удар, на этот раз закрываясь рукой. Показалось, будто со всего маху впечатался раскрытой ладонью в камень — аж кости заныли. Зато удалось подобраться к монстру поближе.
Кенпачи одного такого уже встречал. Давно еще, когда только-только принял Одиннадцатый у старого капитана и выгуливал его по Руконгаю. Им тогда попалось похожее нагромождение из живых плетей, постоянно движущееся, стремящееся дотянуться, обвить, стиснуть, размазать и поглотить.
Только то было покрыто чешуей, а не сращивало себя заново из тел убитых. И в центре не гудел на одной-единственной высокой ноте истекающий слизью и рыхлый с виду мешок костей.
Ну и Мадараме с Аясегавой еще отвлекали внимание на себя, пока Кенпачи точно так же неторопливо пер вперед, отмахиваясь от всего, что на него летело.
Зато на этот раз рядом был Кучики.
Кенпачи улучил момент, чтобы оглянуться.
Дела у того шли не лучше: увяз по колено в жиже, от ударов отбивался кидо и каким-то совсем редкими вспышками своих лезвий — часть занпакто бугристыми ножнами покрывала толстая корка, не дававшая полностью высвободить шикай.
Фигура Кучики странно мерцала, расплываясь, тот пытался уйти в шунпо, чтобы вырваться из ловушки, но бурая дрянь под ногами держала крепко.
— Этим не пронять! — задыхаясь, крикнул он, когда Кенпачи на пробу выхватил шматки костей и мышц побольше из заплывшего складками и слизью нагромождения.
Те части, что ему самому удавалось отсечь, опадали на землю ошметками и, если их не поджечь вовремя, снова срастались, притягиваемые друг к другу, как магнитом.
Обугленные куски монстра рассыпались серым пеплом. Но на их месте к этому времени плоть успевала восстановиться, а заросшие участки кидо-огню не поддавались.
Живучая хренота тянула силу и реяцу, откуда только могла.
— Надо жечь сразу всего!
— Так жги! — рыкнул Кенпачи.
И едва успел отмахнуться от выстреливших в него острыми краями осколков костей — ими неожиданно зарядила прямо в лицо одна из натянувшихся кожных складок заплывшей туши монстра. Лопнула, как перезревший нарыв, плюнула ими, и у Кенпачи из пореза на виске заструилась кровь — еще немного и лишился бы глаза.
В скорости он Кучики и плетям этой твари точно уступал. Только первый увяз в земле, а вторая, отплевывавшаяся костями и едкой ядовитой дрянью, находилась на расстоянии вытянутой руки, тыкай занпакто — не хочу. Был бы еще от этого толк.
— Капитан Зараки! — позвал его Кучики.
— А? — он глянул через плечо.
Что-то мелькнуло в темноте, и Кенпачи машинально ухватил брошенный ему занпакто свободной рукой.
Занпакто Кучики, мать его, Бьякуи.
Чужая сила чуть руку не оторвала тяжестью, пригибая аж к самой земле. И удачно пригнула — сверху просвистело длинное костяное копье.
Кенпачи по наитью понял, чего от него хотят. И почувствовал, как там, за спиной, на какое-то мгновение замер за щитовым кидо Кучики, впитывая это его понимание.
Даже сговариваться ни о чем не пришлось.
Окончание в комментариях
Команда: 6/11 (Зараки Кенпачи/Кучики Бьякуя)
Автор: Chirsine
Бета: Umbridge
Тема: мистика/психодел/хоррор
Пейринг/Персонажи: Зараки Кенпачи, Кучики Бьякуя, Кусаджиши Ячиру, Кучики Рукия
Размер: миди (19,3 тыс. слов)
Жанр: мистика, приключения, хоррор
Рейтинг: R
Дисклеймер: капитаны принадлежат Кубо Тайто
Саммари: Каждый год Совет Сорока Шести составляет списки женщин-шинигами с высокой духовной силой
Примечание: канон!АУ от завершения арранкарской арки
Ссылка на скачивание: doc (500 Кб) | txt (128 Кб)
Рядом с верандой в траве возилась Ячиру, звенела стекляшками и бормотала себе под нос приказы игрушечным офицерам, сражавшимся с Пустыми.
Кенпачи угрожающе громко всхрапнул и сразу прислушался — подействовало или нет.
Бубнеж продолжился.
Разбудить его посланник не боялся. А зря.
Кенпачи расправил плечи и повел лопатками.
Дерево на веранде прохладное, гладкое и отполированное мозолистыми солдатскими пятками до блеска. На улице шпарило настырным весенним теплом, из-за казарм доносились ругань, вопли и стук боккенов — шла утренняя тренировка.
Все хорошо и все скучно — только и оставалось, что дрыхнуть на веранде и ждать, пока где-нибудь не полыхнет заревом враждебной реяцу.
Дрыхнуть, да.
Над ухом надоедливая муха на одной ноте жужжала про собрание аристократов. Зудела, как незаживающий укус Пустого — хочется как следует почесать, только пальцы не достают. И если Кенпачи сейчас почешет об посланника свой занпакто, то в Отряде Тайных операций опять поднимут вой.
Поэтому он только открыл один глаз и оглядел посланника еще раз. На такого даже чихнуть страшно — снесет, как пушинку.
Ни поспать, ни подраться.
Нет, это не Ямамото передал очередной свой дурацкий приказ. Старик точно знает: отправляешь кого в Одиннадцатый — пусть не треплется весь день на солнцепеке, а говорит быстро, коротко и по существу.
И сваливает.
Посланник все жужжал и жужжал, а Ячиру в траве сидела, задрав голову и приоткрыв рот. Давно перестала звенеть стеклянными фигурками — уставилась, как завороженная, и слушала.
Значит, что-то важное.
Кенпачи с раздраженным вздохом выбросил руку в сторону, чтобы схватить посланника за ворот формы, и приблизил его лицо к своему:
— Сам-то знаешь, куда приперся? — спросил он. Дождавшись утвердительного кивка, продолжил: — Вот и давай, соображай. Успеешь закончить до того, как достану занпакто — уберешься на своих двоих.
А потом сел и с хрустом потянулся.
Сразу выяснилось, что от Кенпачи посланнику ничего не надо, а пришел он к лейтенанту Кусаджиши. Потому что новый Совет Сорока Шести собирает из первых пяти десяток каждого отряда всех женщин-офицеров, достигших определенного возраста — для замера духовной силы и внесения в какой-то там свой особый реестр.
Они и до того, значит, каждый год вносили — но только девчонок из семей аристократов. А теперь решили, после Айзена-то, что нечего воротить нос и надо брать всех, кто есть. Для чего брать — передавать не велели.
Посланник шумно выдохнул, оставил на веранде бумагу-приглашение, и его сдуло в шунпо, будто и не было.
Успел.
А Ячиру, услышав новости, вся загорелась — разве что не приплясывала на месте. Быстро сгребла свои цветные стекляшки, с которыми возилась в траве, подобрала приглашение и, шлепая босыми ногами, пробежала мимо — к дверям во внутренние комнаты.
— Куда поскакала? — лениво спросил Кенпачи.
— Кенпачик, ты что, все прослушал? — возмущенно крикнула она из-за перегородки, хлопая ящиками и чем-то шурша и хрустя. — Мне же надо подготовиться!
Кенпачи успел прозеваться, растереть лицо, оглядеть двор казарм и наорать на двух лентяев, слоняющихся без дела. А потом, разом прекратив хлопать-шуршать-звенеть, на веранду выскочила Ячиру, вся свежая, нарядная, в новой, похрустывающей при каждом движении униформе и с натертым до блеска шевроном. Прилаживала на ходу заколку, выпрошенную в подарок у Юмичики с последнего дежурства в Руконгае.
Небось даже зубы успела порошком набелить.
— Куда собралась, спрашиваю.
— Отмечаться в Совет! — объявила Ячиру. — Там замерят мою духовную силу и определят способности. Как у настоящей взрослой женщины-офицера. Кенпачик, ты совсем-совсем не слушал, да?
Он прищурился.
И чего завелась из-за какого-то там Совета?
— Ну определят и определят. Кому какое дело до решения стариков, которые ни разу в жизни меча в руках не держали? Мне дела нет. А тебе есть, что ли?
Ячиру вспыхнула.
— Я — глава Женской Ассоциации Шинигами и должна присутствовать, — она вздернула подбородок. — И уже совсем взрослая. Мне можно!
Уперлась, и все тут. Никогда раньше до чужого мнения не было никакого дела, а тут как подменили.
Женщина-офицер.
— А вдруг там будут решать, кого переводить в капитаны? — настаивала Ячиру.
— Тебе что, так не терпится свалить в другой отряд? Хочешь стать важной госпожой-капитаном себе на уме и с целым выводком хилых придурков, как Четвертая?
Ячиру в ответ смотрела волком — можно подумать, Кенпачи ее уже выкинул из отряда, не дожидаясь решения Совета, и запретил возвращаться.
Что-то в лице Ячиру неуловимо изменилось: черты заострились, потеряли детскую округлость, и взгляд стал серьезный-серьезный.
Обиделась.
То ли на упоминание Четвертой, то ли потому, что Кенпачи спросил про новый отряд.
— Я — не другие и Кенпачика не брошу, — коротко произнесла она. — Только я уже не маленькая. И достаточно сильная.
И посмотрела так внимательно, прищурившись. Кажется, ожидая чего-то в ответ — согласия Кенпачи, что ли?
Вот он и согласился:
— Сильная. Не бросишь.
А потом с ухмылкой подхватил ее одной рукой и посадил на веранду рядом с собой:
— И надо тебе туда тащиться, такой сильной, а?
Ячиру сидела, надувшись и опустив голову, точно ответ ей не понравился. А когда вскинула голову — снова стала сама собой, от нее взрослой не осталось ни следа:
— Раз я такая сильная, то почему никогда со мной не дерешься?
— Потому что прихлопну, как котенка — вот и вся драка.
Она вскочила, сжимая-разжимая кулаки, лицо мгновенно покрылось красными пятнами.
Позвякивала, болтаясь туда-сюда, заколка-цветок, нацепленная сразу на толстый пучок прядей, чтобы точно удержалась. Звон был такой тонкий-тонкий, переливчатый.
Как у бубенчиков.
— Глупый Кенпачик, глупый! — Ячиру зажмурилась и топнула ногой. — Все равно пойду!
— А то я держу.
— И реяцу свою всем покажу! И занпакто покажу! И стану капитаном! И все признают! И Кенпачик признает!
А потом, звеня заколкой, спрыгнула на дорожку и скрылась в шунпо, подняв за собой облачко пыли.
Вот же ж приспичило.
Нашла где признания искать — у кучки хилых аристократишек, сидящих в своей темноте и вместо доброй драчки развлекающихся попытками подставить друг друга.
Кенпачи задумчиво поскреб подбородок.
Отпускать одну к старичью не хотелось. Сходить бы за ней к зданию Совета — просто чтобы приглядеть и вовремя за руку перехватить. А то мало ли, что там будут делать и какую силу замерять.
Кенпачи советников в лицо не видел, саке с ними не хлебал и даже меча не скрещивал — жирно будет им целую Кусаджиши Ячиру просто так доверять.
Вот прямо сейчас и он пойдет, пока всех собравшихся внутрь не завели. Только сначала заглянет на тренировку — размяться и погнать своих на уборку территории отряда. Чтобы знали, как с постными лицами слоняться перед своим капитаном.
И всяких посланников к Ячиру просто так пропускать.
***
Когда Кенпачи, поплутав по улицам, добрался до моста к запертым воротам Башни Совета, Ячиру уже окружили другие женщины-офицеры. Кормили сладостями, перешучивались и склонялись пониже каждый раз, как она собиралась что-нибудь сказать.
Все у них было легко, просто и со смехом. Все портила только бледная испуганная тень рядом — сестра Кучики. Тоже вся обряженная, как на выданье, а лицо такое, будто ее опять собирались запирать в Башне Раскаяния.
И вот это-то Кенпачи не понравилось: что-то нехорошее вокруг, напряженное, такое, что волосы на загривке встали дыбом. Не как перед хорошей дракой, а как перед подставой слабого, но хитрого противника.
Показалось.
Или нет.
И хрен его разберет, как там на самом-то деле, потому что никакого особого чутья на неприятности у Кенпачи отродясь не было. На сильного противника — было, а на ловушки — нет. Незачем ему оно. Вот и не получалось толком разобраться: то ли действительно дрянь какая вокруг, то ли почудилось.
То ли почувствовал что, то ли нет.
Зато рядом точно чувствовался Кучики в парадной одежде с символами клана, подобравшийся, приторно-торжественный — наверняка тоже долго готовился, дольше Ячиру, дольше своей сестры, — и издерганный от волнения.
На одно бледное зеленое лицо со своей сестрой.
Стоял у перил, отдельно ото всех, зацепившись взглядом в деревянный настил на мосту.
Вот из-за кого Кенпачи так неспокойно.
— Эй, Кучики, чего пришибленный такой?
Тот в ответ недовольно покосился и поджал губы. Рта лишний раз не раскроет — будто переломится.
— Лицо-то попроще сделай.
— Капитан Зараки, вам больше нечего мне сказать?
— А ты сюда, что, потрепаться пришел?
Кучики ответ, похоже, наконец отвлек от трясучки за сестру: он скривил губы в усмешке и снова скосил глаза на Кенпачи:
— Что ж, понимаю. Вы таким образом пытаетесь справиться с беспокойством за своего лейтенанта.
Кажется, даже зеленоватая бледность с лица сошла.
Вот же ж плесень.
Кенпачи хмыкнул и уже потянулся к поясу за занпакто, чтобы показать, как он на самом деле справляется с беспокойством — самый простой и надежный способ из всех — как его будто ледяной водой окатило.
На мост вышла, шурша капитанским хаори, Четвертая со своим лейтенантом.
Кенпачи оборвал движение, оставляя занпакто за поясом, и только крепче стиснул цубу.
— Капитан Кучики, — Четвертая остановилась перед ними и склонила голову, ненадолго пряча подбородок в косе.
И заскользила себе дальше, будто и не заметила Кенпачи.
Только все-то она на самом деле видела и замечала — просто виду не подавала. Поэтому он все равно приветственно оскалился.
Четвертая была такой с самого дня их встречи в Готее. После того, как столкнулась с Кенпачи со смешливой девчушкой на плечах — розовощекой, веселой и отзывающейся на имя «Ячиру» — и сделала вид, то не знает его..
Кенпачи тогда, после забитого и скучного Руконгая, все нравилось: разные всполохи силы отовсюду, все ходят с мечами, все — солдаты, шинигами. Это же сколько славных драк впереди!
А почти нисколько.
Стоило встретить на улице ее — и он сразу понял: ничего не будет. Потому что Четвертая прошла мимо, как в цепях и на казнь, спрятав глаза под веками и шею — под волосами.
Если даже сильнейший воин такую ерунду с собой сотворил, ждать от Готея нечего.
— Ячиру! — крикнул он тогда ей в спину.
Мелкая на плечах вздрогнула и вопросительно залопотала на ухо.
— Да не тебе, погоди болтать, — буркнул ей Кенпачи.
Ячиру подняла на него усталые, виноватые глаза и произнесла, так медленно и тяжело, будто Кенпачи ее камни ворочать заставил:
— Я больше не Ячиру. Я — Унохана Рецу, Четвертая.
Коса на ее груди лежала ровно и душила крепко.
— Ты не можешь быть четвертой, ты — первая, — возразил он тогда, не поняв, к чему она клонит.
На лице Ячиру промелькнула болезненная тень, а потом она только опустила голову и повторила, как могильной плитой себя накрыла:
— Унохана Рецу, капитан Четвертого отряда.
Мелкая на плечах напряглась, стиснула его волосы в руках и потянула на себя — так резко и больно, что аж в глазах потемнело.
Давно с Кенпачи такого не было — что внутри все стиснуло ноющей болью.
С первой их встречи с Четвертой.
Ячиру все стояла к ним спиной, жестом приказав офицерам уйти вперед и не ждать ее. А сама — ждала. Пока Кенпачи поймет.
Солнце палило, от камней валило удушливым жаром, и надо было слушаться мелкую и сворачивать на две развилки раньше.
— Четвертая, — наконец признал Кенпачи из уважения к ней и к ее решению.
И первый день в Готее — режуще-яркий, полный горячечного и радостного возбуждения, сразу стух. Последняя надежда оставалась на Киганджо. Вдруг это он Четвертую так согнул-поломал? Если так, Кенпачи его самого за это так согнет и так поломает, что Киганджо со свистом улетит на перерождение.
И согнул.
И поломал.
За полплевка.
Кенпачи тогда понял — это Унохана сама себя так, никто другой просто не смог бы. И зря он чего-то ждал от шинигами — в Готее всегда была только Четвертая, а единственная Ячиру сидела в тот день у него на плечах.
Теперь эта единственная в Готее Ячиру зачем-то собиралась доказывать свои возраст и силу и, обиженная, пряталась за чужими спинами. В сторону Кенпачи даже не смотрела.
Он поморщился.
Унохана Рецу остановилась у ворот, в стороне от остальных, так ни разу и не обернувшись. Ее лейтенант замерла точно за спиной и развернулась с таким решительным видом, словно собиралась держать оборону при своем капитане.
Во рту было кисло-кисло — как неспелой вишни объелся под саке. Кенпачи сплюнул под ноги и скрестил руки на груди.
Изнутри поднималась густая, маслянисто-черная злость.
— Сделайте лицо попроще, капитан Зараки, — вернул ему Кучики. — И уберите руку с цубы, мы больше не на военном положении. Офицерам запрещается обнажать занпакто.
Кенпачи страшно захотелось ему врезать — кулаком, без меча, так, чтобы пропахал лицом весь настил на мосту и пересчитал прожилки на досках.
Все внутри плавилось и зудело, как от орды копошащихся насекомых, пробравшихся под кожу, и показалось, вот-вот мясо полезет с костей.
От бездействия и от того, что приходится просто так стоять и ждать, куда там уведут Ячиру, страшно захотелось врезать Кучики прямо сейчас. Или свалить подальше и врезать кому-нибудь еще. Или свалить подальше вместе с Кучики, и вмять его в пыль.
Раздражение из-за беспокойства за Ячиру — угадал Кучики, чтоб ему пусто стало — только крепло.
А сама Ячиру, мелькнувшая в ворохе парадных кимоно окружавших ее женщин-офицеров, сделала строгое лицо и пригрозила пальчиком.
«Веди себя хорошо, Кенпачик!»
Он поморщился.
Поменяться, что ли, с дежурным отрядом, который завтра собирался в Руконгай на недельный патруль?
Кучики, кажется, что-то почувствовал: реяцу предупреждающе полыхнула и потухла.
— Я пришел к Башне Совета ради сестры, и не позволю втянуть себя в драку. Имейте это в виду, — предупредил он. — Уймитесь, капитан Зараки, и вспомните, ради кого сами здесь появились.
У Кенпачи от этой его многозначительности зубы свело.
Но Кучики был прав, а ему точно пора проветриться в Руконгае. С последнего патруля прошло несколько месяцев — вот и хочется об кого-нибудь занпакто наточить.
— Сестру твою каждый год вызывают. Что, всегда ее так за ручку сюда водишь?
— Рукия пришла отмечаться впервые, как и лейтенант Кусаджиши, — сдержанно ответил тот. — И вы зря относитесь к регистрации в реестрах Совета Сорока Шести так же легкомысленно, как к прогулке до другого отряда.
— Это что еще значит? — Кенпачи развернулся к нему всем телом.
А потом перевел взгляд вниз, заметив движение. На одном из нижних этажей башни: из стены выдвинулась широкая площадка, а потом раскрылся квадратный проход, из которого показался конвой в белых одеждах.
Кучики обернулся, высматривая вместе с Кенпачи конвоиров.
Те, потоптавшись, дождались, пока тем же образом из стены выдвинутся каменные ступени, и растянулись в длинную цепочку, поднимаясь на мост. Двое остались возле Четвертой и ее лейтенанта, а остальные окружили женщин-офицеров.
Их поделили на группы, долго отбирая, кого с кем оставить, и повели за собой обратно, вниз по ступеням от главных ворот.
Кенпачи это все не понравилось: больно много секретности развели. На кой хрен такие сложности?
— Кенпачик, обязательно подожди, пока я вернусь, ладно? — Ячиру, задержавшаяся у темного провала, подпрыгнула и помахала ему рукой. — И не дерись ни с кем без меня, слышишь? Даже с Бьякусиком!
Кенпачи шумно выдохнул, когда ее увели внутрь, и проход сомкнулся.
И бросил вполоборота к Кучики:
— Ты мне сказки-то не рассказывай. У вас, аристократов, это постоянное дело — каждый год в Совете проверяют. Посланник мне об этом все уши прожужжал, какую, мол, честь оказали. Снизошли, мать их.
Вялое переругивание с Кучики нет-нет да отвлечет от настойчивого зуда под кожей.
Дрянной день.
Ни поспать, ни подраться.
— Если ставите под сомнение мои слова, капитан Зараки…
Прежде, чем он успел закончить, на мост к Башне Совета из шунпо выступил запыхавшийся Кераку Шунсуй:
— Капитан Зараки, капитан Кучики, и вы сюда пришли?
Кучики поджал губы и отвернулся, так и не договорив.
А Кераку, напротив, расплылся в довольной улыбке, постоял еще, обмахиваясь шляпой, а потом надел ее обратно, сдвинув так, чтобы только дурацкая лыба и оставалась видна.
— Что, Нанао-тян уже увели? Всех увели? А я только-только выбрался ее проводить. Оставила мне вот такую стопку разобрать, а сама — сразу в шунпо…
— Вы опоздали, — коротко произнес Кучики.
Кераку пересек мост, оглядываясь по сторонам, а потом и влез между ним и Кенпачи, по-братски пытаясь закинуть руки им на плечи. Кенпачи неловко похлопал пару раз, а, Кучики, поморщившись, руку сбросил.
Кераку обиженно поцокал языком, прислонился спиной к перилам и опять повертел головой по сторонам:
— И с чего вдруг они решили всех собрать? Даже Рукию-тян позвали, не побрезговали седьмым офицером…
Кераку опять лыбился, но голос его Кенпачи не понравится. Тем же тоном Аясегава на отрядных попойках отговаривался от новой плошки саке, когда ему потом в ночь надо было дежурить, прикидывался, что совсем пьяный и сомлевший.
А на деле был трезвый и злой.
— Или это ты наконец разрешил, а Бьякуя? — понаблюдав, как у того на лице разом заходили желваки, Кераку продолжил: — Вот я бы свою Нанао-тян никуда не пустил, если бы меня спросили, — он надвинул соломенную шляпу на глаза. — Когда узнал, что в этом году всех собирают, даже к старику Яме зашел узнать, что за вожжа Совету под хвост прилетела. А он все Айзеном отговаривается.
— Айзен Соске вырезал всех предыдущих советников. Со стороны новых разумно попытаться обезопасить себя, — через некоторое время произнес Кучики, словно бы нехотя.
Кенпачи промолчал.
Причины, по которым Совет вызвал к себе Ячиру, его не волновали — главное, чтобы ей ничего не сделали.
— Разумно или нет, и чего они так боятся — не знаю, — Кераку вздохнул и поскреб подбородок ногтями. — Только тело старого Главы так и не нашли. А теперешний, как назначение получил, совсем разошелся. Даже с этой проверкой — раньше кандидаток в жены аристократов с большой духовной силой строго из своих набирали.
— Какие кандидатки? — вскинулся Кенпачи, переводя взгляд с втянувшейся в стену лестницы на Кераку. — Что за хренота?
— Капитан Зараки, ну вы что, не догадываетесь, зачем еще женщинам духовную силу замерять? — улыбка у Кераку стала совсем неприятной. — Это нас с вами принимают — служить в армию. А маленьких руконгайских девочек с реяцу лейтенантского уровня по всем концам Общества Душ разыскивают для другого.
Он неожиданно наклонился к Кучики и пихнул в плечо:
— Правда же, Бьякуя? Уж тебе-то наверняка известно на собственном опыте…
— Капитан Кераку, прошу вас прекратить этот разговор, — резко оборвал его тот.
— Я бы давно прекратил, не будь все так, как есть, — пожал плечами Кераку. Потом поднял голову так, чтобы было видно глаза, и сказал: — Совет что-то задумал. А начать собираются как раз с пополнения в семьях аристократов, чтобы вырастить себе побольше маленьких послушных офицеров с большим объемом духовной силы.
Слушать Кераку было противно, был в его словах какой-то недобрый второй смысл. И неприятный холодок по телу шел — не от страха, а от мерзости.
— Мне покласть, что планирует Совет и кого собирается смещать, — медленно произнес Кенпачи. — Пусть делают, что хотят. А попробуют Ячиру втянуть — руки-ноги переломаю. Она в этой херне участвовать не будет.
— Лейтенант Кусаджиши, может, и не будет, — туманно отозвался Кераку. — И Кучики Рукию без одобрения со стороны брата замуж точно не выдадут. Только на советников…
— Покласть мне на советников!
Одновременно с ним вскинулся Кучики:
— Вы здесь только ради того, чтобы передать последние сплетни, капитан Кераку?
Прищурился, ноздри так и раздувались, даже руку на рукоять занпакто положил. Вспылил, надо же. Да чтоб он так Кенпачи до этого отвечал — давно уже смылись бы помахаться на какой-нибудь тренировочной площадке неподалеку, никакие обидки Ячиру бы не остановили.
Кераку от Кучики отгородился поднятыми в воздух открытыми ладонями и даже отодвинулся немного:
— Да я здесь только Нанао-тян забрать! Мало ли что, вдруг ей тяжело будет возвращаться в отряд самой? Чем уж там им духовную силу проверяют.
А потом Кенпачи заметил, как на его лице снова проступает эта поганая усмешка.
Дождаться бы возвращения Ячиру да забрать ее в отряд — и ладно. И ни на какие проверки она больше ходить не будет.
К хренам все.
— К тому же, не так часто вас обоих и увидишь, — продолжил Кераку. — Капитан Зараки общие собрания не любит, капитан Кучики весь в делах отряда и клана, а меня Нанао-тян сразу за рукав хватает, стоит только ненадолго отлучиться из казарм — толком не поговорить.
— Наговорились? — сухо спросил его Кучики.
— Я бы еще спросил, почему ты вдруг через столько лет отпустил Рукию-тян пройти проверку духовной силы, но не ответишь же.
Тот поморщился.
— Я же понимаю: семья, обязанности перед кланом, — продолжал Кераку, рассуждая словно бы сам с собой. — Надо и сестру уберечь и не подставиться.
— Рукия приняла решение, и я уважаю ее выбор, капитан Кераку.
— А не выйдет ли Рукии-тян это решение боком? Когда советники за нее возьмутся всерьез.
Кенпачи окончательно перестал разбирать, о чем они говорят — гребаные туманные аристократические делишки, — и только уверился еще больше в решении держать Ячиру подальше от всей этой непонятной хреноты.
— Не Совету определять, в чей дом войдет моя сестра, — жестко произнес Кучики. — И благо клана определяю я, а не они. Их дело — Готей. Рукия поступать будет так, как сама захочет.
Задержавшись взглядом на Кенпачи, он отошел дальше, к воротам башни, давая понять, что трепотня на этом окончена.
Кераку вздохнул, виновато развел руками, заметив взгляд Кенпачи, и тоже замолк.
Лучше бы так и вообще молчал — только лишние мысли разбередил. Пока Одиннадцатый не трогают, Кенпачи с его откровений ни жарко, ни холодно. Как кто полезет — разговор будет короткий. Еще короче, чем с Айзеном.
А Кучики мрачнел все сильнее. Смотреть особо было не на что, и Кенпачи невольно за ним наблюдал: то губы скривит, то зубы стиснет, то спохватится — и снова ненадолго лицо застынет.
Разговор с Кераку его задел.
И правильно — им, аристократам, сложнее. Просто так хаори не скинуть и в Руконгай не уйти. Семья, клан, ответственность.
Полная херня.
Через некоторое время — Кенпачи, усевшись на пол и пристроившись спиной к перилам, успел вздремнуть, — на нижнем этаже заработал выдвижной механизм. После того, как раскрылся проход, опять показался конвой в белом. Стражи выстроились на площадке вместо живого коридора, загораживая край.
Кенпачи ждал, что первой выскочит Ячиру, взлетит по выдвигающимся ступеням и запрыгнет на него с рассказами, что да как там было. Но она появилась разве что не самой последней. Когда они с Кучики Рукией наконец вышли из темноты, остальные успели разойтись. Мацумото из Десятого, Хирако из Пятого с лейтенантом, Четвертая, даже Кераку с Исе — сильно спавшей с лица, шатающейся от усталости — ушли далеко вперед.
Пешком.
Явно не потому, что хотели задержаться и обсудить друг с другом, как все прошло — лица были слишком осунувшиеся.
— Истощение, — определил Кучики, провожавших их настороженным взглядом.
Зато Ячиру держалась хорошо: и подняться Кучики помогла, и вертелась вокруг, веселая, ободряя.
У Кенпачи при виде нее как весь Соукиоку с плеч спал. Зато там же скоро устроилась сама Ячиру. Взобралась, как только поднялась на мост, помахала Кучики Рукии на прощание — та даже не увидела, сложилась в поклоне перед братом, протягивая ему какие-то бумажки.
— Пойдем домой, Кенпачик, — вздохнула она и только крепче обняла Кенпачи.
Кажется, все, обиды больше не держала, успокоилась.
— Ну что, замерили там твою силу, а, госпожа будущий капитан? — спросил он, когда они спустились на улицу, ведущую к казармам.
— Замерили, — отозвалась Ячиру. — И объем реяцу проверили, и скорость восстановления духовной силы. Сказали, если банкай получу — смогу стать капитаном.
— Так тренируйся, дуреха, поговори со своим занпакто.
— Не хочу, — вздохнула она и потерлась своей щекой об его. — Лучше я так останусь, лейтенантом при Кенпачике. Зачем мне свой отряд? Без Лысика, Юмичики и Маки-Маки будет скучно. А еще знаешь что?
— Что?
— Рукия скоро станет лейтенантом, — доверительно сообщила Ячиру. — Назначают в Тринадцатый. Это все потому, что Бьякусик ее сегодня отпустил — иначе бы не назначили.
— Об этом вы столько болтали?
— Она меня спрашивала, как правильно управлять отрядом. Я же с Кенпачиком уже давно-давно и все знаю, — важно произнесла она. — А мы встретили старую подругу Рукии из Руконгая — сто лет не виделись, а она, оказывается, в Готее служит! Представляешь?
Уж Кенпачи-то представлял.
— Только ты никому не рассказывай, ладно? — спохватилась Ячиру.
— Не расскажу, — пообещал он. — Ну, встретила и встретила, дальше что?
Она вздохнула. А потом вдруг снова спросила:
— Кенпачик, а я точно-точно сильная?
Он вспомнил, что понарассказал Кераку, — все эти расспросы о силе и взрослении разонравились окончательно, — и попытался ее одернуть:
— Прекращай всякую ерунду болтать. Или это вам хрени какой наговорили в Совете? Поменьше слушай идиотов, которые отродясь даже тренировочного меча в руках не держали.
— Нет, ты скажи, Кенпачик!
— Сильная, ну.
— А взрослая? Самостоятельная?
— Зачем спрашиваешь?
Ячиру принялась перебирать волосы у него на висках, будто дальше спрашивать неудобно и она застеснялась.
— Да говори уже.
— А если меня в Руконгай одну отпускать — отпустишь? Волноваться не будешь? Ненадолго. Вот совсем на чуточку.
— Со мной пойдешь — не буду. На кой хрен тебе в Руконгай самой соваться? Что там одной делать?
— Ничего.
Она снова вздохнула и дальше помалкивала до самой территории отряда. Вроде и не обиделась, но Кенпачи и так понял — опять не то сказал.
— Я к Маки-Маки схожу, — объявила Ячиру и спрыгнула. А потом скорчила рожицу: — Кенпачик вредный, никуда не пускает, а я возьму — и сама убегу!
И действительно убежала — по траве к казармам.
Кенпачи, проводив ее взглядом, подозвал к себе развалившегося на веранде точь-в-точь на его месте Мадараме:
— Возьми с собой Аясегаву и валите в Тринадцатый. Они завтра уходят в Руконгай на недельный патруль. Договорись поменяться.
Раз Ячиру так приспичило в Руконгай, то они и пойдут всем отрядом. Может, даже нормально размяться получится, если успеют далеко уйти — первые районы безопасные, делать там нечего, проскочат, как по маслу.
Точно пора проветриться — и Одиннадцатому, засиделись уже с прошлого патруля, офицеры не знают, чем бы еще заняться, и самому Кенпачи. Особенно после того, что наговорил Кераку — только уныния нагнал со своим Советом. Меньше его слушать надо было.
Ячиру до вечера носилась по отряду, ее было видно и в казармах, и на тренировочной площадке, и в общем обеденном зале, и у самых стен. Кенпачи даже смутную гордость ощутил: чем бы там им в Совете духовную силу не проверяли — вон как бодро бегала, ничуть не устала. Не то, что другие.
Зато спать Ячиру ушла рано. И утянула Кенпачи за собой — он не очень-то сопротивлялся, делать все равно было нечего, собраться отряд успеет и перед отходом, дело недолгое. И Аясегава с Мадараме обратно не торопились — наверняка завернули к знакомым офицерам.
Они-то Кенпачи и разбудили. Оба замерли в дверях, дожидаясь, когда капитан отзовется.
Снаружи стояла полная темень, под потолком тускло горела светящаяся лоза, и в казарме было так тихо, что казалось, уши заложило — ни шороха.
И еще матрас под боком противно холодил — Ячиру со своего места всегда перебиралась к Кенпачи под бок, даже в самую жару.
А теперь ее не было и, похоже, уже давно.
— Где? — сразу спросил Кенпачи.
Мадараме так и поперхнулся заготовленной фразой. А потом, откашлявшись, произнес:
— Мы пришли вместе. Ждет на веранде, снаружи. Говорит, очень срочно…
— Ячиру, спрашиваю, где? — оборвал его Кенпачи.
Тот, наконец, спохватился, удивленно, как в первый раз, оглядел комнату, обшарил взглядом пустой коридор и пожал плечами.
— На территории отряда реяцу не чувствую, — отчитался Аясегава. — Если только лейтенант не скрывает свою духовную силу.
Кенпачи поморщится. Что с Ячиру творится? То вчера весь день как не своя была с этим Советом и замерами силы. Теперь еще решила в прятки поиграть.
— Делать ей больше нечего. Никогда от меня реяцу не скрывала, а тут вдруг решила, что ли? Поднимите всех, пусть быстро проверят территорию отряда.
Мадараме понятливо покивал и вышел. Слышно было, как, добравшись до общих спален, он гаркнул «подъем!», и казармы сразу ожили.
— Кто там, говорите, приперся? — вспомнил Кенпачи, набрасывая на плечи юкату.
— Капитан Кучики, — ответил Аясегава. — Нагнал нас по дороге из Тринадцатого — там кого-то из офицеров потеряли. Нам ничего толком не объяснил, сразу потребовал вас.
— Требует он, — проворчал Кенпачи, проходя мимо него к раздвижным дверям на веранду. — Приперся в чужой отряд — и требует…
Про духовную силу можно было не заикаться и отряд на уши не ставить, он и сам всегда чувствовал, когда Ячиру, даже смертельно разобидевшаяся, возилась где-нибудь поблизости или выскакивала погулять в соседний отряд. На этот раз ее нигде не было.
Зато был Кучики в свете лозы нездорово-желтоватый и такой же дерганый, как днем. И на хрена его только принесло в такую рань да в таком настроении?
— Чего надо? — спросил Кенпачи.
Кучики выразительно поглядел на него — юката, что ли, не понравилась? Сам-то даже капитанское хаори поверх формы нацепил, будто случилось что.
— Ну? Или тебя обязательно надо при всем параде встречать, иначе не скажешь? — спросил Кенпачи, скрестив руки на груди.
Кучики ненадолго прикрыл глаза и, шумно сглотнув, выдохнул через нос, прежде чем ответить:
— Этой ночью Рукия исчезла с территории Тринадцатого отряда. След ее реяцу обрывается в Руконгае, однако, я полагаю, она могла заглянуть к вам перед уходом.
— Не могла, — мотнул головой Кенпачи и развернулся обратно к дверям. — Не было ее тут. Вали отсюда, меня твои проблемы не касаются.
Из казарм прямо на него вылетел запыхавшийся Мадараме:
— Лейтенанта Кусаджиши пока не нашли. Никаких следов.
— Вы все еще уверены, что это только мои проблемы, капитан Зараки? — спросил Кучики.
Кенпачи цыкнул.
То дурацкое предчувствие беды, с которым он провожал взглядом Ячиру, загороженную белыми спинами конвоя, опять вернулось. Только хуже — теперь он ее не видел и не чувствовал.
Еще ни разу за чертову сотню лет она от него никуда не сбегала.
— Ты Ячиру со своими проблемами не мешай, — наконец произнес Кенпачи, оборачиваясь. — Может, это твоя сестра так обрадовалась лейтенантскому шеврону, что решила сбежать, а?
— Или лейтенант Кусаджиши сообщила нечто такое, из-за чего ей пришлось уйти, — уперся Кучики. — Потому что Рукия после проверки в Совете больше ни с кем так долго не говорила. Ни в поместье, ни, как мне доложили, в своем отряде.
И тут этот гребаный Совет. Вся эта муть началась именно с него.
— Ладно, хрен с тобой, пошли внутрь, — решил Кенпачи. — Не здесь же говорить. Мадараме, ищите дальше.
Кучики, только получив приглашение, сразу поднялся по ступеням и ушел вперед по коридору к капитанскому офису, с таким видом, будто у себя в отряде был.
— С чего взял, что они вместе ушли? — первым делом спросил Кенпачи, заходя следом за ним и прикрывая за собой двери.
С их приходом лоза под потолком вспыхнула ярче, высвечивая пыль по углам.
— Рукия не успела восстановить духовную силу после проверки в Совете, чтобы покинуть Готей в одиночку. Ей помогли.
Кенпачи оперся о столешницу и прислонил ножны с занпакто рядом.
Кучики так и остался стоять у дверей, блуждая взглядом по комнате. С лица он, кажется, слегка просветлел. И вообще перестал напоминать своим видом сушеную рыбину.
— В отряде никто не знает, куда она ушла.
— Что, просрали своего нового лейтенанта и даже не заметили? — ухмыльнулся Кенпачи.
Кучики промолчал — не стал напоминать, что Одиннадцатый оказался в том же положении. Это Кенпачи и без него сразу вспомнил.
И скрипнул зубами.
— В отряде праздновали назначение Рукии. Никто не помнит, как она ушла.
Так вот где Мадараме с Аясегавой всю ночь носило.
— Она сделала крюк до вашего отряда, прежде чем направиться к южным вратам. Кроме лейтенанта Кусаджиши помогать ей больше некому — Рукия даже с Ренджи ни словом не обмолвилась.
Кучики помолчал некоторое время, а потом посмотрел прямо на Кенпачи и тихо продолжил:
— Подозреваю, они могли узнать в стенах Совета нечто такое, из-за чего решили вместе отправиться в Руконгай.
— Опять этот Совет! — Кенпачи хлопнул ладонью по столу. — Вся хренота с них и этой гребаной регистрации началась.
Он подхватил приставленные к столу ножны с занпакто и перебросил через плечо.
— Капитан Зараки, подождите, — Кучики предупреждающе поднял руку и выступил вперед, загораживая двери.
— Свали с дороги, Кучики. Раз тут замешан твой Совет, значит, с них и надо спрашивать. Вот я и пойду.
— Хотите попасть в Башню Раскаяния? Или, думаете, вам все выложат, как есть, стоит только заявиться к советникам с занпакто наперевес? Не делайте глупостей.
Кенпачи шагнул навстречу, и Кучики уперся ладонью ему в грудь.
— Глупость сделал тот, из-за кого пропала Ячиру. А я так, размяться собираюсь. Поэтому — свали.
— Вас убьют, если попытаетесь атаковать Совет.
— Не пойму тебя, Кучики, — Кенпачи наклонился, нависая над ним еще больше, и приблизил свое лицо к его. — Ты что, не хочешь узнать, какого черта пропали Ячиру и твоя сестра? Или, — он оскалился, — так за меня волнуешься?
— Я беспокоюсь не за вас, а за Рукию и лейтенанта Кусаджиши, — спокойно ответил Кучики, не делая попыток отстраниться. — Их исчезновение сразу свяжут с вашим нападением и объявят предателями. Помните, чем это заканчивается для офицеров Готея?
Кенпачи скривился и подался назад.
— Собираешься так просто им все с рук спустить?
— Пока у нас нет никаких доказательств, кроме моего предположения, и требовать от Совета чего-либо нельзя. Однако все еще есть время на поиски — капитан Укитаке готов тянуть с подачей сообщения об исчезновении Рукии столько, сколько понадобится, — успокаивающе произнес Кучики. — Послушайте, может быть, лейтенант Кусаджиши что-нибудь говорила после проверки? Важны любые мелочи.
Кенпачи нахмурился и запустил пятерню в волосы на затылке.
— Она сказала, твоя сестра кого-то видела в здании Совета. Старую подругу, что ли.
Кучики уставился куда-то в сторону, задумавшись. Нахмурился, беззвучно пошевелил губами и качнул головой, а потом снова перевел взгляд на Кенпачи:
— Еще что-нибудь?
— Больше не знаю. Ячиру все болтала про силу и Руконгай и просила ее одну отпустить, — Кенпачи пожевал губами и продолжил: — Или, выходит, не одну.
Кучики глубоко вздохнул и развернулся:
— Благодарю за помощь, капитан Зараки. Я пришлю вам Адскую бабочку, если найду что-нибудь еще.
— А ну стоять! — Кенпачи одним широким шагом оказался вплотную к нему и хлопнул перегородкой у Кучики перед носом. — Куда собрался?
— Попробуйте догадаться, — снисходительно произнес тот, не поворачиваясь. — Постараюсь самостоятельно отследить Рукию по остаточному следу в Руконгае. У меня есть примерное направление.
— И что, один прочешешь все восемьдесят районов? Не надейся, я тут сидеть, сложа руки, не стану.
— Исчезновение сразу двух капитанов незамеченным не останется, — возразил Кучики, глядя на него через плечо. — Вам лучше остаться в Готее, чтобы не вызывать подозрений.
— А я у Тринадцатого патруль забрал, — оскалился Кенпачи, убирая руку. — Ухожу с отрядом в Руконгай вместо них. Твоя сестра об этом небось не знала и подумала, что патруль прикроет ее исчезновение. Так что сам тут и оставайся.
— Вы не сможете самостоятельно последить остаточную реяцу Рукии, — Кучики отрицательно качнул головой. — А реяцу лейтенанта Кусаджиши — и подавно.
— Да мне по хрену. Только один ты все равно никого искать не будешь, понял?
— Так за меня волнуетесь, капитан Зараки? — он дернул уголками губ в слабой улыбке.
— Хочу первым надрать им обеим уши, как найду, — скомкано произнес Кенпачи, ощутив смутное волнение. — Чтобы больше такой херни не устраивали — не дети малые уже, так без предупреждения удирать.
— Понимаю, — с той же улыбкой кивнул Кучики. — Тогда я нагоню вас за южными воротами.
— Долго не возись, весь день ждать не будем, — грубовато отозвался Кенпачи, почему-то смутившись.
И, отодвинув с дороги Кучики, пошел собирать отряд.
***
Они успели миновать Южные Врата и пройти первые лачуги, когда рядом с Кенпачи из шунпо вышел Кучики, замотавшийся в плащ так, что одни глаза остались. Он как-то так сразу попал в шаг и продолжил идти, как ни в чем не бывало.
Будто с самого начала с ними шел.
Будто они вообще постоянно так прогуливались.
— Реяцу прячешь? — спросил Кенпачи, дернув за край капюшона так, чтобы тот сполз, и получив в ответ неодобрительный взгляд. — Зря.
— Мое отсутствие в Готее, в отличие от вашего, должно остаться незамеченным. Хотя бы первое время.
Кенпачи, обернувшись, высмотрел среди офицеров Мадараме с Аясегавой:
— Эй, Мадараме! Кто спросит — скажешь…
— Капитан и лейтенант Кусаджиши ушли вперед веселиться и искать противников, — нараспев продекламировал Аясегава. — Удачного пути.
Кенпачи удовлетворенно кивнул и пихнул Кучики в плечо, подгоняя его, и сам зашагал быстрее.
— Лейтенант Кусаджиши, значит? — негромко переспросил тот.
— Ты тут за Ячиру, если не понял, — ухмыльнулся Кенпачи. — Ладно, к хренам все. Так куда идти?
— Рукия вспомнила старую подругу из Руконгая, они с Ренджи пришла в Академию из Инузури, семьдесят восьмого района в южном направлении.
— Далековато, — оценил Кенпачи, оглядывая полупустую улицу — с появлением офицеров Одиннадцатого местные заторопились по своим делам и постарались побыстрее попрятаться по домам. В первых районах души были пуганые, знали, что такое — не вовремя вылезти перед отрядом шинигами. — Думаешь, туда они и пошли?
— По крайней мере, Рукия — точно, — кивнул Кучики.
Кенпачи нахмурился.
— Уверен, найдем ее — узнаем, что случилось с лейтенантом Кусаджиши, — добавил тот.
— Искать кого-то в Руконгае — гиблое дело. Семьдесят восемь районов прочесать — это тебе не каракульки тушью на бумаге выводить.
— Я имею некоторое представление о том, что это такое — поиски души в Руконгае, капитан Зараки, — терпеливо произнес Кучики. — Мне известен вид реяцу Рукии — это уже упрощает дело. А каллиграфия, к которой вы относитесь с таким пренебрежением, помогает в обучении концентрации и управлению духовной силой.
— Скука хренова, — выдал Кенпачи и демонстративно зевнул, клацнув зубами. — Ладно, значит, ночь форы. Пойдем быстро — успеем нагнать. Вряд ли они с Ячиру далеко забрались.
— Если только использовали шунпо самостоятельно, — холодно отозвался Кучики.
Кенпачи этот переход узнал. Так сразу «закрывалась» Ячиру, когда он говорил что-нибудь не то про ее любимые стекляшки или новую лейтенантскую форму.
Ну охренеть, Кучики обиделся за свою каллиграфию.
— Чего? — Кенпачи нахмурился и остановился посреди улицы. — Ты же говорил, они обе сами ушли. Кучики, выкладывай. Пока не скажешь — дальше не пойдем.
Тот сделал несколько шагов, потом все-таки обернулся:
— Следов Рукии в Готее я не обнаружил — она сразу отправилась в Руконгай, — медленно начал он. — Однако лейтенант Кусаджиши успела побывать у Башни Совета, прежде чем исчезла.
— Опять Совет! — Кенпачи со злости сплюнул в пыль, а потом приблизился к Кучики. — И какого хрена ты мне сразу не сказал, что она там пропала, а?
— Потому что вы бы не стали больше ничего слушать, капитан Зараки, — отозвался он. — И отправились бы прямо туда, не пытаясь разобраться, что случилось на самом деле.
Кенпачи только отмахнулся.
Хорошо его подловили, нечего сказать. Молодец, Кучики. Ничего, как только найдется Ячиру и Совет получит по заслугам, у них будет время потолковать как следует.
Кенпачи развернулся и пошел в обратном направлении, навстречу приближавшемуся отряду — гомон и крики офицеров, дорвавшихся до свободы, слышно было через два квартала.
— Вы и сейчас меня не слушаете, — повысил голос Кучики, быстро нагоняя его и снова загораживая путь. — Лейтенанта Кусаджиши наверняка уже нет в Башне Совета. Вы только потратите время зря.
— Иди на хрен с дороги, — коротко буркнул Кенпачи, обходя его.
Кучики шумно вздохнул и выбросил руку в сторону, не пуская Кенпачи.
— Подождите, капитан Зараки. Каждый год, после процедуры проверки реяцу, из здания Совета в Руконгай отправляется особая повозка, — безразличным голосом произнес он. Кенпачи оглянулся. Выражение лица у Кучики было совершенно нечитаемое. — Через полгода она возвращается. Реяцу повозки и ее содержимого полностью экранирована, и отследить перемещение невозможно. Я сам узнал о ее существовании только в результате некоторого неприятного события, но о содержимом до сих пор не имею понятия.
— Я тебе скажу, что там за содержимое было в этот раз, — мрачно отозвался Кенпачи. — Ячиру, — а потом спросил: — И я, значит, должен тебе верить?
— Без меня вы вообще не знали бы, где искать лейтенанта Кусаджиши, — заметил тот.
— Так я и до сих пор не знаю.
— Инузури, — вздохнул Кучики. — Или по пути к нему. И давайте уже не будем терять время. Если успеем, получится перехватить их в пути.
— Уже — их?
— Повозку, — поправился он.
— Кучики, ты ведь что-то еще знаешь, — угрожающе начал Кенпачи. — Но мне опять не говоришь.
— Потому что вас это не касается, капитан Зараки.
— Да с хрена ли?
— Это то, что вы назвали бы «аристократической хренотой». И к поискам отношения не имеет, — он неопределенно пожал плечами. — Поэтому решайте быстрее — верите вы мне или нет.
Кенпачи прикрыл глаза, потом глянул на столб пыли, поднятый приближающимся Одиннадцатым, и извлек из ножен занпакто.
Лезвие было все такое же мертвое и щербатое. Но в нем точно отражался Кучики.
— А, да хрен с тобой! Найдем твою сестру — будешь должен, — буркнул Кенпачи.
— Вы хотели сказать — найдем лейтенанта Кусаджиши?
— Ты зря про Ячиру так думаешь — это скорее она нас сама найдет. Если не потеряется.
— Полагаю, поэтому они и решили, что лейтенант Кусаджиши отправится в повозке, — Кучики дернул уголками губ. — Возьмите меня за руку и постарайтесь не отпускать.
Кенпачи покрепче ухватил его за предплечье и спросил на всякий случай:
— Это еще зачем?
— Чтобы не потеряться.
И сорвался в шунпо.
Когда все вокруг перестало сливаться в единую бесцветную полосу и они остановились в первый раз, землю у Кенпачи под ногами жгло так, будто всю дорогу он промчался на своих двоих.
По углям.
Зато он сразу узнал хилую рощицу между деревнями, которую пересекал широкий тракт: седьмой. Кучики с ним в нагрузку одним махом проскочил больше шести районов, и только слегка запыхался.
— Лихо, — прохрипел Кенпачи, оглядываясь. В горле было суше, чем в пыли под ногами.
— Благодарю, — сдержанно кивнул Кучики и прошелся туда-сюда, разминаясь. — Первые районы минуем быстро — дороги прямые и широкие, редкие перелески. Но дальше, боюсь, придется гораздо сложнее, и я не смогу поддерживать такой темп.
— Ничего. Мы за неделю до пятьдесят третьего едва успели добраться в последний раз.
— Всем отрядом? Это много, — оценил Кучики. — Обычно в патруле едва удается три десятка покрыть.
— Ходко шли.
Тележки, катившиеся по тракту, мимо них старались проскочить особенно быстро. Кенпачи то и дело ловил на себе испуганные взгляды. Обычные души тоже старались рядом не задерживаться.
То ли еще будет, когда здесь промчится Одиннадцатый.
— В первых районах мы вообще не задерживались, — продолжил Кенпачи. В голове вертелась какая-то назойливая мысль, которую никак не удавалось ухватить — и она точно имела отношение к последнему патрулю. — Тут делать нечего, Тринадцатый все зачищает, как следует.
— А дальше?
— А дальше бывает по-всякому, — уклончиво ответил Кенпачи. — Но в основном — скучно. Пить будешь? — спросил он.
А сам уже остановил повозку с высокими глиняными кувшинами с запечатанным горлышком. Возница был против ровно до того момента, как увидел номер отряда Готей-13 на капитанском хаори. А потом просто удрал.
Кучики молча прикрыл глаза.
— То-то же, — проворчал Кенпачи, разбивая печать у ближайшего кувшина и отхлебывая из горла.
Остатки он вылил себе на голову, чтобы освежиться.
— Если вы закончили, отправимся дальше, — на этот раз Кучики сам взял его за руку.
— Зря отказался, — только и успел произнести Кенпачи.
В следующий раз они переместились сразу до восемнадцатого. Потом, после короткого перерыва, Кучики перенес их в двадцать шестой.
Чем дальше они уходили на юг от Готея и центра, тем меньше чувствовалось присутствие других душ, тем дальше друг от друга находились селения. И тем хуже становились дороги — они все больше походили на разбитую и утоптанную колею, чем на мощеные досками и плитами тракты первых районов.
К тридцать первому Кенпачи более-менее пообвыкся с ощущениями и просто сразу стягивал варадзи с носками, топчась по прохладной траве.
К тридцать седьмому Кучики от такого количества переходов уже крепко пошатывало, и по лицу струился пот. Он сошел с дороги и устало опустился на изломанный узловатый ствол поваленного дерева, подгнивавшего в тени других.
— Говорю же, зря тогда отказался, — вздохнул Кенпачи, оглядываясь.
Давно уже перевалило за полдень, дело шло к вечеру.
— Тут народу поменьше будет, и так просто воду не отдадут. И до ближайшей деревни не меньше двух часов идти. Здесь отдохнешь или дойдем?
— Здесь, — коротко ответил Кучики. — Вы не сказали, капитан Зараки, что помешало пройти дальше пятьдесят третьего района.
— Да Айзен и помешал. Посланник от этого, мать его, Совета возник и потребовал, чтобы повернули обратно к Готею — моих офицеров собирались забросить на грунт, защищать этот город, Каракуру.
Кенпачи без особого удовольствия вспомнил, как ругался с посланником и как потом пришлось уступить — Мадараме с Аясегавой влезли.
— Уверены, что его прислал именно Совет, а не Главнокомандующий Ямамото?
— Думаешь, мне совсем память отшибло?
Кучики долго молчал, вертя в руках фляжку, которую достал из рукава, а потом произнес:
— В таком случае кто-то очень не хотел пропускать вас дальше. — И поднял глаза: — Потому что в то время новый Совет Сорока Шести еще не собрали, и посланник мог быть от кого угодно, но только не от него.
— О как, — Кенпачи хищно оскалился и машинально перенес руку на цубу занпакто. — Успеешь до ночи нас к пятьдесят третьему перенести?
— Попробую, — Кучики, пошатываясь, тяжело поднялся. — Хорошо, что Рукия оставила такой четкий след.
— Да уж, не очень-то твоя сестра и скрывалась, — проворчал Кенпачи, надевая прохладные наощупь варадзи.
— Или же не скрывалась вовсе.
Они снова переглянулись.
— Тогда тащи нас дальше, Кучики, раз все так удачно складывается, — сказал Кенпачи, а потом смерил его подозрительным взглядом: — Если в край вымотался, лучше обопрись на меня.
— Не говорите глупостей, капитан Зараки, — уперся тот. — Лучше вспомните, как выглядел тот посланник, который вас встретил на границе районов.
— Посланник, как посланник, — успел произнести Кенпачи перед новым переходом. — Да вот как этот, например.
Он указал подбородком на фигуру, замершую впереди, и сразу потянул из ножен занпакто. Ни опознавательных знаков, ни всполохов реяцу — пустое место. Если бы выбившийся из сил Кучики не остановился передохнуть, они вполне могли так запросто проскочить мимо.
— Жди здесь. Этот — мой, — бросил Кенпачи, а сам медленно выступил вперед, не отводя взгляда от фигуры в форме Онмицукидо. — Эй, ты!
— Капитанам Готей-13 необходимо срочно вернуться в расположение своих отрядов, — тусклым голосом отозвалась фигура.
— Кто приказал? — прочертив на пробу лезвием дорожку в пыли, спросил Кенпачи.
Вместо ответа в него впоролось лезвие чужого меча. Ну или попыталось: острие скользнуло по плечу, рассекая форму и часть хаори, но вреда не причинило — толком ранить владельцу не хватило силенок. И отбить удар — тоже: лезвие со звоном раскололось, и обломок упал в траву рядом с отрубленной головой. Маска, закрывавшая лицо, откатилась в сторону, и показалась ровно натянутая, без единого выступа и выемки, кожа. Блестящая, гладкая, как лакированный бок глиняного сосуда.
Лица у посланника не было.
Тело покачнулось, задергалось и рухнуло на дорогу.
Кенпачи разочарованно скривился — от этих ребят он ждал большего.
— И тут херова скукота, — пожаловался он Кучики.
— Лучше оглядитесь, капитан Зараки, — посоветовал тот, извлекая из ножен свой занпакто.
Кенпачи и огляделся. Из вечерних сумерек на дорогу стягивались другие — обступали со всех сторон, появляясь по двое-трое, с поднятыми мечами. Посланники — не посланники, один хрен какие-то мутные уроды, Совет сам от них с удовольствием отмахнется.
— Если все такие же слабаки, разберусь быстро, — Кенпачи перехватил занпакто другой рукой и крутанул в воздухе перед собой. Он успел насчитать больше двух десятков, а противников только становилось все больше. — Как нехер делать.
Кучики глубоко вздохнул и, приблизившись к нему со спины почти вплотную, поднял занпакто на уровень лица:
— Цвети, Сенбонзакура.
Ругань Кенпачи потонула в металлическом шелесте, метнувшихся к ним со всех сторон поддельных посланников полосовало, шинковало и резало на части.
— Не отходите от меня, — предупредил Кучики, — если не хотите попасть под лезвия.
— Совсем охренел? — возмутился Кенпачи, оглядываясь на него. — Куда полез? Это мои противники!
— Вы, кажется, забыли, зачем мы здесь, капитан Зараки, — устало произнес тот. — Развлекаться будете в следующий раз.
Обрубки тел, сочившиеся еще свежей кровью, с влажным хлюпаньем падали на землю. Когда лезвия Сенбонзакуры наконец снова собрались в клинок и Кучики спрятал занпакто в ножнах, над дорогой поплыл густой и разморенный медный дух.
— Гораздо важнее, что я не чувствую высвобожденной рейреку, — заметил он, отступая от Кенпачи. — После смерти такого количества душ происходит серьезный выброс.
— Да потому что они и не померли, — отозвался Кенпачи, чувствуя, как при виде зашевелившихся на земле обрубков в крови вскипело возбуждение.
Он успел соскучиться по славным дракам — таким, чтобы непонятная хрень перла изо всех щелей, чтобы никто не обещал быстрой победы и чтобы сила валила через край.
Точно, после Уэко Мундо готейские тишь да гладь совсем заели.
Земля дрогнула, будто ожившая, расползлась в бурую скользкую грязь от крови, сначала впитавшейся, а потом снова поднявшейся на поверхность.
Отрубленная голова из канавы у дороги выкатилась обратно. Вместе с ней в центр ожившего клубка мяса, костей и густой жижи сползались, подрагивая, отрубленные руки и ноги, отсеченные головни костей и распоротые жгуты мышц.
Кенпачи, увязая по щиколотку в прелом земляном месиве, переступил на месте и, предвкушая второй раунд, перебросил занпакто в другую руку.
В навалившейся вечерней темноте прямо перед ним собирался мерзко хлюпающий монстр, от которого ощутимо перло мощной реяцу — не чета тем, из кого он состоял.
И было это охренительно.
Кенпачи, не сдерживаясь, расхохотался: его так и распирало от счастья. И даже угрюмый Кучики за спиной не портил картину. Не хочет веселиться — и ладно, главное, чтобы под руку не лез.
— Капитан Зараки, вы же не собираетесь…
— Не лезь, — коротко приказал Кенпачи и, не слушая возражений, безо всяких финтов просто пошел вперед. — Лучше держи мне спину, если новые полезут.
Он точно оттаскает Ячиру за уши, когда найдет, за то, что сбежала и заставила поволноваться. А потом отблагодарит от всей души.
За то, что навела его на такую отличную хреноту.
Взвившуюся в воздух и ощетинившуюся обломками костей плеть Кенпачи попытался остановить мечом. Щербатое лезвие сразу полностью вошло в плоть — легко, не встречая никакого сопротивления, — и выскочило с другой стороны, оставив за собой только полоску быстро стягивающегося разреза.
Когда Кенпачи, пропуская другой замах плети, снова резанул занпакто, чтобы отхватить кусок побольше, лезвие чуть не застряло прямо внутри, в ставшем на удивление твердым и монолитном нагромождении мертвого мяса. Хренота, оказывается, восстанавливалась с огромной скоростью.
И с той же скоростью отвечала ударом на удар. Плеть лихо изменила направление, отшвыривая Кенпачи в сторону. А потом вытянувшаяся из брюха монстра вторая подхватила, вминая в землю так, что кости захрустели.
Во рту отдавало горьковато-соленым, и на зубах скрипел песок.
Прежде чем Кучики достало ума опять рассыпать лезвиями свой занпакто, Кенпачи снова вскочил и сунулся под другой удар, на этот раз закрываясь рукой. Показалось, будто со всего маху впечатался раскрытой ладонью в камень — аж кости заныли. Зато удалось подобраться к монстру поближе.
Кенпачи одного такого уже встречал. Давно еще, когда только-только принял Одиннадцатый у старого капитана и выгуливал его по Руконгаю. Им тогда попалось похожее нагромождение из живых плетей, постоянно движущееся, стремящееся дотянуться, обвить, стиснуть, размазать и поглотить.
Только то было покрыто чешуей, а не сращивало себя заново из тел убитых. И в центре не гудел на одной-единственной высокой ноте истекающий слизью и рыхлый с виду мешок костей.
Ну и Мадараме с Аясегавой еще отвлекали внимание на себя, пока Кенпачи точно так же неторопливо пер вперед, отмахиваясь от всего, что на него летело.
Зато на этот раз рядом был Кучики.
Кенпачи улучил момент, чтобы оглянуться.
Дела у того шли не лучше: увяз по колено в жиже, от ударов отбивался кидо и каким-то совсем редкими вспышками своих лезвий — часть занпакто бугристыми ножнами покрывала толстая корка, не дававшая полностью высвободить шикай.
Фигура Кучики странно мерцала, расплываясь, тот пытался уйти в шунпо, чтобы вырваться из ловушки, но бурая дрянь под ногами держала крепко.
— Этим не пронять! — задыхаясь, крикнул он, когда Кенпачи на пробу выхватил шматки костей и мышц побольше из заплывшего складками и слизью нагромождения.
Те части, что ему самому удавалось отсечь, опадали на землю ошметками и, если их не поджечь вовремя, снова срастались, притягиваемые друг к другу, как магнитом.
Обугленные куски монстра рассыпались серым пеплом. Но на их месте к этому времени плоть успевала восстановиться, а заросшие участки кидо-огню не поддавались.
Живучая хренота тянула силу и реяцу, откуда только могла.
— Надо жечь сразу всего!
— Так жги! — рыкнул Кенпачи.
И едва успел отмахнуться от выстреливших в него острыми краями осколков костей — ими неожиданно зарядила прямо в лицо одна из натянувшихся кожных складок заплывшей туши монстра. Лопнула, как перезревший нарыв, плюнула ими, и у Кенпачи из пореза на виске заструилась кровь — еще немного и лишился бы глаза.
В скорости он Кучики и плетям этой твари точно уступал. Только первый увяз в земле, а вторая, отплевывавшаяся костями и едкой ядовитой дрянью, находилась на расстоянии вытянутой руки, тыкай занпакто — не хочу. Был бы еще от этого толк.
— Капитан Зараки! — позвал его Кучики.
— А? — он глянул через плечо.
Что-то мелькнуло в темноте, и Кенпачи машинально ухватил брошенный ему занпакто свободной рукой.
Занпакто Кучики, мать его, Бьякуи.
Чужая сила чуть руку не оторвала тяжестью, пригибая аж к самой земле. И удачно пригнула — сверху просвистело длинное костяное копье.
Кенпачи по наитью понял, чего от него хотят. И почувствовал, как там, за спиной, на какое-то мгновение замер за щитовым кидо Кучики, впитывая это его понимание.
Даже сговариваться ни о чем не пришлось.
Окончание в комментариях
@темы: яой, фантворчетво: фанфикшен, рейтинг: R
-
-
30.12.2013 в 23:33Повязку он перестал носить после встречи с Куросаки Ичиго. Паразит обожрался и подох на радостях, но Ячиру на смену ему подарила заколку — парную к той, своей, которую так любила и носила только по большим праздникам. Или для важных дел, вроде того похода в Совет.
Кенпачи свою на видное место не цеплял, носил приколотой изнутри к вороту униформы.
Ох и обозлится же на него Ячиру, когда узнает.
Заколка-ограничитель треснула между пальцами от легкого нажатия, и чужой занпакто сразу стал таким же легким, как собственный.
«Ну давай, как там хрен тебя знает зовут, не подведи», — успел мысленно обратиться Кенпачи.
И засунул оба меча в раззевавшуюся впереди дырищу с зубами-кольями — монстра окатило волной вкусной и сочной реяцу и он наверняка не смог сдержать желания схарчить жертву прямо сейчас.
— Банкай!
И все темно-багровое, почти черное пространство перед Кенпачи, утыканное острыми белыми костями, рвануло плотью, слизью и лезвиями. А потом ударило жаркой и упругой взрывной волной.
Не сними он ограничитель реяцу, наверное, обуглился бы тут же — Кучики не иначе как что-то из совсем высокоуровневых кидо взял для верности. А так только капитанское хаори и форму попортил, опять старый хрыч Ямамото прицепится. И раны на теле удачно запеклись коркой.
Когда глаза привыкли к яркому пламени, хаотическое мельтешение лезвий перед глазами стало более осмысленным. Часть из них, ненадолго застывая в воздухе, складывалась в странное подобие ощетинившейся лезвиями, как встопорщившейся чешуей, стены.
Кучики его защитил.
— Ладно, хватит! — хрипло гаркнул Кенпачи. И, прочистив горло, повторил: — Прекращай, говорю, убирай их. Тварь сдохла, точно.
Повсюду в воздухе летали черные хлопья, горелым мясом несло так, что, казалось, теперь до самого перерождения везде запах будет мерещиться.
— Не могу.
— Чего? — ему показалось — ослышался.
Треск пламени, догорающие останки полумертвой туши, все такое. А потом Кучики повторил свое «не могу» — с трудом произнес, против воли. И Кенпачи, опять это аж всей кожей прочувствовавший — как то его решение разорвать монстра и сжечь — удивленно обернулся.
Он так и стоял до сих пор по колено в засохшей и покрывшейся коркой земле, какой-то совсем неживой в отблесках кидо-огня. Тени, бродившие по лицу Кучики, делали его похожим одновременно и на иссушенного возрастом и стянутого временем морщинистого старика, и на ребенка в маске из древесной коры с кровавыми подтеками.
Еще раскинул в разные стороны дрожащие руки, управляя своим занпакто, как дерево — поломанные ветки.
Хренское такое дерево. Хлопает на ветру огрызками плаща, скрывающего реяцу.
— Судорога, — спокойно пояснил Кучики, будто с ним такое по тридцать раз на дню случалось. — Не могу опустить.
Ровный голос с искаженным лицом никак не вязался.
— Ага, — кивнул Кенпачи, охлопывая и стряхивая с себя тлеющие обрывки рукавов — от косоде разве что они и остались.
— Думаю, скоро пройдет, — и губу закусил.
— Ну да, — снова кивнул Кенпачи и пошел навстречу, так же просто и спокойно, как пер на ожившее трупное месиво.
Кучики дернул носом, когда Кенпачи приблизился, — он и сам знал, что попахивал не лучше догорающих останков трупного монстра, паленым несло только так, даже кожа еще кое-где дымилась, — и только. Отстраниться не попытался. Вблизи он выглядел совсем изможденным.
Кенпачи без особых усилий опустил сначала одну его руку, расправляя сведенные судорогой пальцы, потом — другую, а затем подхватил подмышки и выдернул из земли. Кучики пошатнулся, оперся на подставленное плечо и, с поддержкой Кенпачи, заковылял к запекшемуся небольшим холмиком участку взрытой земли прямо напротив кострища. Кидо-огонь перешел в обычный и радостно жрал останки монстра и ссохшиеся кости.
— Останемся здесь до утра, — решил Кенпачи. Это ж как надо было Кучики ушататься, чтобы так принял помощь? Нет, никуда они не пойдут. — Один хрен после такого сюда никто не сунется.
— Выброс был сильным, — подтвердил тот, опускаясь на землю. — За остаточным фоном еще какое-то время удастся скрывать нашу реяцу. Противник, вероятно, решит, что мы погибли вместе с этим созданием. Что у вас с рукой, капитан Зараки?
Кенпачи как раз отошел поворошить угли в поисках их занпакто и глянул на ладонь — к коже прилипло черное, обуглившееся и продолговатое.
— Носите заколки?
— Тебе тут весело, — буркнул Кенпачи в ответ на усталый смешок, вертя в руках сплавившийся комок. — А Ячиру на меня опять обидится — подарочек не уберег.
— Зато спаслись сами, — возразил Кучики.
И посмотрел как-то так странно, когда получил обратно свой меч.
— Надеюсь, на этот раз вам развлечений хватило? — поддел он.
Кенпачи, усевшись неподалеку и приставив занпакто к плечу, довольно оскалился.
— Не дергайся, Кучики, если еще одна такая хренота полезет — я с ней справлюсь.
— Бьякуя, — неожиданно поправил тот. — У меня есть имя, капитан Зараки.
— Ну, есть, я знаю, дальше что? — не понял Кенпачи.
— Вы держали в руках мой занпакто, капитан Зараки, — мягко продолжил Кучики. — Это накладывает определенные обязательства, как на вас, так и на меня.
У Кенпачи, наверное, на лице что-то такое отразилось — тот снова отпустил короткий смешок.
— Не беспокойтесь, ничего такого, что вы не могли бы исполнить.
— Мы про мое беспокойство вчера уже потрепались как следует, Кучики, — проворчал Кенпачи. Тот поднял брови. — Ладно. Бьякуя.
И, отвернувшись, уставился на огонь.
Какое-то время они сидели в полной тишине, а потом Кенпачи надоело чувствовать, будто он весь целиком в этот самый огонь и влез:
— А, хрен с ним! Раз такое дело, заканчивай ты с этим своим «капитан Зараки».
— Благодарю, именно так я и поступлю, — Бьякуя склонил голову.
А потом с его ладони неожиданно сорвалась в темноту, хлопнув крыльями, Адская бабочка.
— Нужно предупредить твоих офицеров, Зараки Кенпачи, — произнес он. — Чтобы они знали, к чему быть готовыми, когда доберутся сюда.
Кенпачи такое как-то и в голову не пришло, не до того было. И в отряде не маленькие — за ручку их по Руконгаю водить да еще предупреждать о каждом чихе.
— Слушай, думаешь, твоя сестра тоже проходила здесь? — спросил он, чтобы перевести разговор на другую тему.
— Очень вероятно. След четкий, — произнес Бьякуя и нахмурился — небось представил, как она тоже отбивалась от полезших отовсюду противников. — Надеюсь, Рукия успела проскочить.
И тут даже не надо быть гением, закончившим Академию Шинигами за год, чтобы угадать, о чем тот собирался сказать дальше:
— Боюсь, эта задержка не сыграет нам на руку. Если ты уже восстановил силы, можем продолжить путь. Даже без помощи шунпо можно попробовать добраться до ближайшей деревни…
— Ни хрена, — обрубил Кенпачи. — Остаемся. После сорокового района уже похер — что в открытом поле ночевать, что в лесу, что в деревне. Поэтому не дергайся и спи, а я буду караулить.
Тот поднял брови.
— Если совсем выдохнешься, толку от тебя будет немного, — попытался толково объяснить Кенпачи. — Мы и так быстро чешем — сорок районов за один день даже Четвертая не перемахивала, когда раньше сваливала в Руконгай подраться.
— Четвертая?
— Унохана, — он двинул подбородком, показывая, что не очень-то хочет продолжать разговор на эту тему.
Бьякуя на продолжении не настаивал — и хрена б он еще попробовал. Но мысль о том, что когда-то давным-давно здесь могла бродить Четвертая — тогда еще самая настоящая Первая, свободная от своей косы-цепи — просто так из головы уходить не желала, как бы Кенпачи не отвлекался.
Прицепилась — и все тут, не избавиться.
— Я тогда едва пешком под стол ходил и сопли рукавом вытирал, а она уже шастала по дальним районам и показывала всем, у кого в Обществе Душ яйца из стали, — неохотно начал Кенпачи — слова приходили с трудом. Но вместе с тем становилось и легче. — Меня нашла в восьмидесятом Северного.
— Зараки, — утвердительно произнес Бьякуя. — И что же дальше?
— Что… ей было скучно, мне — интересно. Ну мы и подрались, вот что.
— Капитан Унохана атаковала руконгайского мальчика с мечом? — он, похоже, не поверил.
Кенпачи подпер подбородок рукой. Хрен знает, как это объяснить — такое сумрачно-жгучее чувство, что даже кости внутри сгорят, если прямо сейчас не двинуться с места и не ввязаться в драку. В такую, чтобы биться до изнеможения, до предела — и дальше. Насмерть.
Чтобы не чувствовать мышц и тяжести меча в руке. Чтобы воздух резал легкие, как заточенное лезвие.
Кенпачи Ячиру понимала, каково это.
Унохана Рецу — вряд ли.
А Кучики Бьякуя — да хрен его разберет вообще.
— Она себе противника искала, понял? Какого нашла — с таким и сразилась, — бросил Кенпачи и добавил нехотя: — Я потом узнал — это был последний раз, когда она вообще в Руконгае появилась.
— Четвертый отряд не отправляют в патрули, — подтвердил Бьякуя, задумчиво хмурясь.
Странно, но разговор с ним не напрягал и не раздражал — не хотелось заткнуть и свалить подальше, чтобы не слушать.
Или чтобы не болтать самому.
— Что, думаешь, странно она поступила? Когда совсем перестала в Руконгай шастать.
— Представь: ты проиграл противнику. Как поступишь дальше? — вопросом на вопрос отозвался тот, подняв глаза от потухающего костра — останки трупного монстра догорали и тлели, слабо дымя.
Кенпачи даже думать не пришлось, чтобы ответить:
— Останусь живой — буду искать его, чтобы снова сразиться. Помру и уйду на перерождение — достану в следующей жизни.
— Почему же тогда капитан Унохана поступила иначе?
— Да хрен ее знает.
Бьякуя продолжал смотреть на него в упор.
-
-
30.12.2013 в 23:33Так вот куда его несло все это время.
— И давно ты башку над этим всем ломаешь?
— С момента, когда узнал об исчезновении Рукии.
Кострище окончательно потухло, но застывшее лицо Бьякуи, неестественно напряженная спина и строгая поза виделись в темноте на удивление четко.
Или, может, это Кенпачи просто снова передалось его напряжение.
— Когда в нашем разговоре всплыла та подруга, которую Рукия увидела в Совете, — продолжил тот, — мои подозрения только усилились, — и ненадолго замолчал. А потом добавил тише: — Потому что у Рукии и Ренджи в Руконгае не осталось никого из знакомых — все погибли еще до того, как они поступили в Академию шинигами. Я лично проверил.
— Что, все вызнал про свою сестру, прежде чем принять в клан? — ухмыльнулся Кенпачи.
— Ты тоже не спускаешь глаз с лейтенанта Кусаджиши, — парировал тот. А потом тонко улыбнулся: — И, полагаю, в этом мы схожи куда больше, чем думаем.
Бьякую не сморило разговорами даже к рассвету, чего бы там ни ожидал Кенпачи — они оба так и просидели, карауля друг друга. Ни один глаз не сомкнул.
Упорство взыграло.
— Возьми.
Кенпачи повертел в руках переданное хаори капитана Шестого отряда.
— Нахрена мне твоя форма?
Бьякуя окинул его выразительным взглядом с ног до головы, задержавшись на затянувшемся коркой порезе поперек груди и подживших ожогах на плечах.
— Мы направляемся в деревню, к местным, и тебе лучше прикрыться. Незачем пугать простые души.
Таких местных, какие водились дальше тридцатых районов, по мнению Кенпачи, лишней парой шрамов было не испугать. Им даже капитанская реяцу не внушала должного уважения. А бандитская морда с кривым оскалом и вовсе была как своя родная.
Двигаться в хаори с чужого плеча было неудобно: тут жало, там врезалось, стягивало плечи, когда Кенпачи на пробу пару раз замахнулся, проверяя, каково будет драться.
Бьякуя наблюдал за ним с тщательно скрываемым интересом, нет-нет, да скашивал глаза, чтобы посмотреть.
А потом Кенпачи надоело вертеться, растягивая ткань, и он привычно оборвал рукава. В плечах сразу все стало как надо.
— Главнокомандующий вряд ли будет доволен, — со смешком заметил Бьякуя.
И они обменялись понимающими взглядами.
Насчет непуганых местных Кенпачи оказался прав. Их не боялись даже несмотря на то, как давила на простые души реяцу аж двух капитанов сразу. Иногда их из-за этого даже дальше окраины не пускали — высылали кого-нибудь вперед поорать с расстояния.
Кенпачи бы задержался и вправил зарвавшимся руконгайцам мозги, если бы они не торопились, и деревень впереди было не так много — Бьякуя постоянно напоминал, что они только теряют время.
Ничего, на обратном пути задержится. Может, даже пару-тройку стоящих противников найдет.
На расспросы жители отвечали без особого желания, торопились поскорее выпроводить, нагло и без должного уважения к капитанскому чину и дурной славе выходца из восьмидесятого района Северного Руконгая.
А еще никто знать не знал о развернувшейся ночью бойне. Будто не было ни всплесков реяцу, ни вспышек в ночном небе, ни огненного зарева.
Все это только подтверждало подозрения Бьякуи — в дальних районах творилась какая-то очень мутная дрянь. Про сестру его Кенпачи особо и не думал, но верить в то, что Ячиру просто из вредности и от обиды решила свалить к ней на помощь, было все труднее.
Да вообще ни хрена не верилось.
Они точно что-то вызнали, переполошились, заметались и не нашли ничего лучше, как самим полезть в самое пекло головами вперед. Хорошо хоть Кучики догадалась за собой следы из реяцу пустить.
Плохо только, что эти следы становились все тоньше. В шунпо Бьякуя их отслеживать больше не мог, и они с Кенпачи шли пешим ходом — так быстро, как только могли. И как позволяли лезущие под самый меч «безликие»: те нападали только между деревнями, когда Кенпачи и Бьякуя уходили подальше в запущенное и заросшее травой рисовое поле или поглубже в чащу леса.
Будто бы нарочно держались как можно дальше от местных, чтобы те ничего не увидели и не узнали.
— Ну, что ты там залип? Не насмотрелся еще? — спросил Кенпачи, успевший отойти дальше по дороге.
Бьякуя, высматривавший что-то особое, перед тем, как сжечь останки тел, сразу же отозвался:
— Изучаю структуру духовного тела.
Разбираться с нападавшими так, чтобы дело опять не дошло до трупного монстра, они научились очень быстро. Надо было разрубить на части, накрыть кидо-сетью, чтобы не сползлись, и поджечь.
Основной удар Кенпачи старался брать на себя, чтобы не подставлять Бьякую, а тот прикрывал спину и добивал оставшихся. На пару это все удавалось провернуть удивительно слаженно, будто они всю жизнь так вдвоем и болтались по Руконгаю, добивая всякую мерзоту.
С Бьякуей вообще оказалось очень просто ко всему приноровиться, и Кенпачи даже решил для себя, что все-таки далеко не все сейрейтейские аристократы — полные задницы. Он это видел в каждом жесте, в каждом ответном отклике.
Постоянные сражения плечом к плечу и спиной к спине сближали лучше всего. Даже лучше попоек и глубокомысленного торчания на веранде под луной и наблюдения за цветущей сливой.
Кучики Бьякуя Кенпачи определенно пришелся по нраву. Чтобы это узнать, всего-то и нужно было отправиться с ним прогуляться по дальним районам Руконгая.
— Смотри, они не похожи на обычные духовные тела вроде наших, — Бьякуя коснулся кончиком занпакто свежего, еще сочащегося кровью разреза перерубленного пополам тела. — Продолжают удерживать реяцу даже после смерти, вместо того, чтобы опустить дух на перерождение.
— А то там вообще есть что отпускать, — проворчал Кенпачи, возвращаясь к нему.
— Видишь? Похоже на тонкую пленку. Реяцу работает как барьер, и получается, что тело разделяется на самостоятельные части.
— Прекращай ковыряться, идем. Части как части, на обратной дороге прихватим с собой пару этих уродцев для Куроцучи, он пусть и изучает.
— Все это очень важно, — возразил Бьякуя, накладывая кидо. — И капитан Куроцучи, к сожалению, не получит ни одного образца.
Тела занялись огнем.
— С чего вдруг?
— Тайна, касающаяся Великих Домов.
— А, опять ваша аристократическая хренота, — Кенпачи сплюнул и пошел по утоптанной тропе вперед, вглубь перелеска, к границе районов.
— На этот раз она и нас с тобой касается напрямую, — в спину ему сообщил Бьякуя, так и не тронувшись с места.
— Да что еще? — на ходу оглянулся Кенпачи.
— Ты никогда не обращал внимания на то, что все дети в Руконгае — пришедшие из Мира Живых?
Он пожал плечами.
Будто всю жизнь делать было больше нечего, как выспрашивать, кто и откуда взялся. Тем более, что брались-то все из одного и того же места.
— Во всем Обществе Душ дети рождаются только в Сейрейтее.
Кенпачи сделал еще пару шагов, а потом остановился и обернулся.
То чувство брезгливости, которое вызвал в нем разговор с Кераку у Башни Совета, снова давало о себе знать. Про аристократические задвиги слушать было противно. Про аристократических детишек — вдвойне.
— Рукия попала в Инузури еще младенцем. Лейтенант Кусаджиши, полагаю, тоже — прежде чем подросла, и ей повезло с тобой встретиться. В руконгайских семьях все дети — приемные.
— Так, я понял, — оборвал он Бьякую. — Вы там хорошо устроились и запросто можете друг с другом заделывать маленьких шинигами. Ну и дальше что?
— Не запросто. Капитан Кераку говорил правду, когда предупреждал о назначении реестра Совета Сорока Шести. Они ищут тех, кто своим большим запасом рейреку способен долгое время поддерживать особые кидо.
Кенпачи молчал, ожидая продолжения.
— Это кидо, которые позволяют создать новые души, — со вздохом произнес тот. — Дети, Кенпачи, новые души — это дети. Каждый шинигами, рожденный в Обществе Душ, был зачат с помощью кидо. Без его применения ничего не получится.
— А кидо могут потянуть только самые сильные из наших, руконгайских, так? И этот твой Совет их находит, — медленно заговорил он. В голове наконец кое-что выстраивалось. — Значит, поэтому нельзя вламываться в башню и требовать ответа за все то дерьмо, которое они творят, да? Потому что иначе без них чахлые аристократишки не смогут найти себе достаточно сильных баб для продолжения рода? Так бы сразу и сказал, а то прикрылся какими-то там доказательствами, — и сплюнул в пыль.
И Бьякуя побледнел. На лице у него заходили желваки, ноздри раздувались. Руки стиснул в кулаки. Взбесился, значит. Еще немного — и рванет.
Кенпачи спровоцировал, он — почти поддался. И впервые от этого никакой радости не ощущалось. Наоборот, было как-то неприятно.
Брезгливость и омерзение снова смешивались, закипая, в густую и черную злобу.
— Ты все понял правильно, — звенящим от ярости голом ответил ему Бьякуя, глядя открыто и в упор.
Признал все-таки, ну надо же.
Кенпачи скрестил руки на груди.
— Совет Сорока Шести обладает властью только потому, что от них зависит рождение новых шинигами, — чеканя каждое слово, Бьякуя шаг за шагом приближался к нему. — Только они знают кидо создания новой души, только они умеют его накладывать. Только они вообще могут его наложить. И от самого начала времен это и было их главной задачей — искать и находить тех, кто сможет продолжить род шинигами.
И остановился прямо перед Кенпачи, как тогда, в первом районе, когда уговаривал остановиться.
-
-
30.12.2013 в 23:34Ну да, как же.
— Тебе придется терпеть все это, Зараки Кенпачи. Как принимал и терпел каждый в моей семье, в семье Шихоуин и других кланах. Потому что именно так и появилось Общество Душ. Именно так оно до сих пор и существует.
— А если не приму, то что? — спросил он, сам надвигаясь на Бьякую.
Все, что оказывалось связано с этим гребаным Советом, постоянно портило ему жизнь. Все такое простое, но охрененно важное: Ячиру, Четвертая, теперь еще и…
Ну да.
Кучики Бьякуя.
А тот молча сверлил взглядом Кенпачи в ответ и не собирался отступать первым.
— Так что будет, если я откажусь терпеть всю эту вашу хренотень?
— Тогда ты умрешь, — неожиданно мягко ответил Бьякуя, опуская плечи, но так и не отводя взгляд.
Будто кто-то засунул внутрь духовного тела руки, сгреб-собрал всю злость в одну кучу и выгреб. Будто стержень взяли и вырвали.
У обоих.
Кенпачи прищурился.
— Думаешь, так запросто смогут меня убить?
— Надеюсь, что нет, — качнул головой Бьякуя.
А потом, так же, не отрывая взгляда, неожиданно протянул руку и положил ладонь на рукоять его занпакто. И от этого простого движения у Кенпачи спина покрылась мурашками. По телу разлилось приятное тепло.
А Бьякуя продолжал прерывистым голосом:
— Более того, я надеюсь, что до этого вовсе не дойдет. Потому что в противном случае я не смогу принять сторону Совета.
— Не сможешь, — повторил за ним Кенпачи.
— Пожалуй, даже — не захочу, — поправился Бьякуя.
Искрой, проскочившей между ними, можно было спалить пол-Руконгая разом. Бьякую так точно — он вспыхнул и отвел взгляд, первым подаваясь назад. А потом продолжил совсем другим голосом, кивнув на неровные кучи пепла и углей:
— Полагаю, эти подделки так и появились — из-за неправильно совершенного ритуала и чего-то вроде. Пустые духовные тела-конпаку, лишенные сути. У них нет лиц, нет своей собственной реяцу и не может быть занпакто, потому что нет души.
— И твой Совет штампует их пачками с помощью своего кидо, — подытожил Кенпачи, с трудом удерживаясь от усмешки. Да понял он уже, понял: пока Рукию с Ячиру не найдут — ничего лишнего. Ни боев, ни чего другого — так и будет его изводить. — Один вопрос: на хрена?
— Не представляю, — мотнул головой Бьякуя.
— Действительно не представляешь — или как обычно?
Он вздохнул, ненадолго прикрыв глаза, будто это кто-то другой тут молчал обо всем до момента, пока окончательно не прижало к стенке. А потом всерьез разобиженным голосом ответил:
— Моим словам ты можешь и должен верить — после того, как я передал тебе Сенбонзакуру…
— Да верю я тебе, верю, — отмахнулся Кенпачи. И мягче добавил: — Даже без этой передачи занпакто верю. И что ты так с ней носишься, не пойму. Ну передал и передал, пришлось же — иначе бы так просто мы не отделались. Больно много значения.
Бьякуя вздохнул.
— Да потому что это проявление высшей степени доверия, — терпеливо объяснил он, будто маленькому ребенку. Кенпачи его тон не понравился, но делать было нечего — во всяких духовных взаимодействиях с мечом он был тупее пробки. И сам это признавал. — Вручить свой занпакто, часть души, значит очень многое. Неужели в Академии шинигами не объясняют даже таких простейших вещей?
— Не учился я ни в какой Академии, и без нее с Киганджо справился, — буркнул Кенпачи, не поворачивая головы. А потом вспомнил, что его зацепило в разговоре тогда, у Башни Совета: — Слушай, а Кераку говорил, ты в курсе этих дел вроде как по собственному опыту.
Ответа он на самом деле не очень-то ждал и поэтому не удивился молчанию.
— А, хрен с ним, со всем этим, — отмахнулся Кенпачи. — Давай, идем, Ячиру ждать не будет, сама всех перебьет, и нам с тобой никого не достанется.
И тогда Бьякуя заговорил:
— Капитан Кераку был прав. Я и Хисана участвовали в ритуале, — он опять замолчал. — Мы знали, что ее жизнь будет в опасности — разница в духовной силе оказалась очень велика. Но все равно надеялись, что получится. Очень наивно было так полагать.
Лучше бы молчал, Меносы его побери.
— Ладно, зря я спросил, — проговорил Кенпачи, отворачиваясь.
И поскорее зашагал вперед.
Остаток пути до просвета между деревьями они проделали в тишине. Кенпачи все мысленно ругался на двинутых аристократов, на дурных головой Кучики, на Совет и Ячиру. Бьякуя просто молча шел рядом, ничем не выдавая, задел ли его разговор о таких жутко личных вещах.
А потом они вышли к обрыву. Впереди, за деревенькой в низине у речки, искрился в солнечных лучах кидо-барьер. Стена поднималась вверх и постепенно растворялась в небе, так, что было не разглядеть, где она заканчивается.
И в обе стороны расходилась так далеко, как только хватало зрения.
Не перемахнуть и не обойти.
— Это что еще за херотень? — нахмурился Кенпачи.
— Полагаю, поэтому твой отряд и не пускали дальше, — тихо отозвался Бьякуя. — Мы находимся на границе пятьдесят четвертого района. След Рукии обрывается у этой стены, дальше я ничего не чувствую.
Стена наглухо отрезала больше двадцати жилых районов Южного Руконгая, и до сих пор никто ни хера не заметил.
Они спустились по утоптанной дорожке с пологого края. Пришлось сделать крюк до главной дороги в деревню и заходить со стороны странного нагромождения низеньких каменных и деревянных стержней, вкопанных в землю.
Кенпачи не сразу понял, что все это — такое местное кладбище.
— Странно, что они тут своих хоронят, — пробурчал он, опускаясь рядом с ближайшим столбиком и заглядывая в надписи. — В Руконгае такой дуротой не маются, это ваши, аристократические заморочки. Да глянь, сколько их тут — такая мелкая деревенька, а столько народу перемерло!
— Здесь слишком ровный фон реяцу, — Бьякуя остановился рядом с ним. — От барьера идет мощное поглощающее воздействие, но его, кажется, глушит нечто в самой деревне.
— Думаешь, всю ту хероту здесь и разводят? — Кенпачи неопределенно двинул подбородком, намекая на безликих и трупных монстров.
— Скорее, наоборот — ведь до сих пор эти создания как раз держались на расстоянии от поселений. Не чувствуешь? — вдруг спросил Бьякуя. — Твоя духовная сила тоже уравновешивается. Реяцу больше не давит так сильно.
Кенпачи повел плечами, пытаясь уловить хоть какие-нибудь изменения в себе и в воздухе вокруг. И только пожал плечами.
А потом поднялся:
— Хрен с ней, с силой, но иди-ка ты лучше после меня. Мало ли, что в этой деревне творится.
— Полагаешь, нас сразу атакуют? — тот поднял брови.
Но все-таки сбавил шаг.
Набрасываться на них никто не стал. Даже наоборот: больше прятались по домам, стараясь не попадаться на глаза — совсем как в первых районах, где лезть на шинигами в открытую опасались и предпочитали просто держаться подальше.
Первые здесь напоминало все: крепкие каменные домики, выложенная досками дорога, ухоженные дворики кое-где. Водное колесо у речки. Приличные тканые юкаты жителей — тех, кто не прятался за дверями и навесами. И ни следа от наполняющих сороковые районы разрухи, безнадеги и разграбленности.
Будто они и не жили под самым боком у вытягивающего силу кидо-барьера.
Кенпачи это все охренеть как не нравилось.
— Ну как? — спросил он Бьякую.
— Не могу понять, в чем дело, — пожал плечами тот, оглядываясь. — Духовная сила жителей этой деревни должна превосходить лейтенантский уровень, чтобы годами выживать рядом с таким мощным барьером. И точно не в таких условиях.
Значит, тоже заметил. Почуял подвох.
— Тогда пошли, потолкуем с местными, — решил он.
И первым отодвинул полог на входе в ближайший домик — то ли лавку, то ли мастерскую, то ли еще что. Там в окне, за уголком прилавка, как раз мелькнула спина владельца.
Внутри помещение оказалось больше, чем снаружи: полутемная просторная зала со столиками на возвышении вокруг очага с котелком, светящаяся лоза под потолком, ряд дверей в другие помещения и у самых окон хозяйский прилавок.
Из-за него при виде гостей, вытирая руки промасленной тряпкой, вышел пухлый улыбчивый старик с приторной щербатой улыбкой, бритый налысо.
К шинигами в деревне он, похоже, был привычен.
— Добро пожаловать! Располагайтесь, располагайтесь, — засуетился он при виде Бьякуи.
А потом вперед вышел Кенпачи, и выражение лица у старика, скользнувшего взглядом по белому хаори, неуловимо изменилось.
— Нам в этом месяце подкидышей уже хватит, — предупредил он деловым тоном. — Но если вам опять девать некуда — отправим в пятьдесят третий. У меня там невестка в приграничьи, обещалась предупредить, когда перемрут те, кого отдали в прошлый раз.
Кенпачи нахмурился и собрался переспросить, что еще за гребаные подкидышей им приписывает старик, но Бьякуя предупреждающе коснулся его руки своей, ненадолго сжав, и произнес:
— Новых не будет. Мы здесь чтобы убедиться, как живут остальные, — а потом добавил: — Из предыдущих партий.
«Предыдущих партий».
Кенпачи скрипнул зубами. Как про отрезы ткани или мешки риса говорят. Даже те безликие, которые им попадались по дороге, отдаленно походили на людей и были живыми — до того момента, как попадали под удар занпакто.
Но тут Бьякуя хотя бы угадал: старика намеренное грубое, обезличивающее слово даже не тронуло — он все принял как должно.
— Хорошо живут! Очень хорошо! Кормим, поим, спят на матрацах, как настоящие души, — сразу замахал руками старик. — В каждую семью по одному-двое забрали, некоторых как своих детей воспитываем. Ребятишки сильные, воду таскают, в полях целыми днями проводят. И женщин пристроили — кого женами взяли, кого отдельно поселили. Никто не обижает. Я вам как староста говорю! — и, разойдясь, ударил себя кулаком в грудь.
-
-
30.12.2013 в 23:34— Мы можем поговорить с кем-нибудь из… предыдущей партии? — Бьякуе, похоже, тоже все это было не шибко приятно.
— Поговорить? — старик озадаченно почесал подбородок. — Они же не говорят. Ну да вам виднее. Сейчас жена вас проводит. Эй, проведи уважаемых гостей по деревне, пусть посмотрят! — крикнул он, обернувшись, в сторону еще одной тканевой перегородки.
Судя по запахам — кухни.
На порог колобком выкатилась такая же полная старуха с захваченными в тугой пучок седыми волосами и подвязанными рукавами юкаты.
Бьякуя поджал губы, внимательно осматривая ее, будто та показалась ему смутно знакомой.
— Отведи посмотреть на семьи, как те девушки прижились, — сказал староста, обращаясь к старухе.
— А чего водить? — поджала губы она и повернулась к Кенпачи. — Можете и на наших детишек посмотреть — в прошлом месяце двух девчушек себе взяли. Маленькие, юркие, сильные, и реяцу барьеру они хорошо отдают — мы же понимаем, без них такая махина не продержится. И протянут они дольше тех, что постарше. Чего вам еще-то смотреть? Мы тут не дураки, сами знаем.
— Бабка, не спорь, — занервничал староста.
— Останься взглянуть на детей, — тихо произнес Бьякуя, когда Кенпачи хмуро глянул на него, — а я пройдусь по деревне.
Он пропустил старуху вперед и вышел следом.
Зря они разделились, Кенпачи нутром чуял, что зря. Но никак не мог понять — почему именно. Барьер этот, кладбище, уровень духовной силы, «подкидыши» и то, как старики о них отзывались — все это крепко не нравилось.
— Ну? — напомнил он старосте.
— Да вот, в соседней комнате посадили играть до вечера — пока никого нет, — засуетился тот. — А так они нам тут помогают, когда гости заглядывают — еду разносят или еще чего, когда понадобится. Очень полезные девочки. И бабка права: силищи у них много, годами можно пользовать. Правда, учить замучались, все объяснять надо…
Кенпачи прошел за ним к дальнему проему, завешанному такой же тряпкой, как и вход на кухню. В небольшой комнатке с единственным окном под самым потолком был только скрученный матрац у стены и две девчушки в истертых юкатах, сидевшие вполоборота к вошедшим.
Играли какими-то обструганными замусоленными деревяшками.
Кенпачи толком не разглядел — он смотрел на волосы. На лица с впалыми щеками. На знакомые хрупкие детские фигурки.
Староста, выглянувший из-за его плеча, протиснулся в комнатку и, цокнув языком, похлопал себя по бедру, будто подзывая домашнее животное. И девочки вскинули на них пустые, неживые глаза.
Ни проблеска сознания.
Две маленькие куклы-Ячиру молча пялились, ожидая приказов, а Кенпачи пытался себя убедить, что это все хрень, морок, и в прошлом-то месяце его мелкая надоедливая Ячиру точно была в Одиннадцатом.
Это не она.
Это натворили чьи-то длинные руки, которые Кенпачи пообрывает и засунет прямо в задницы, чтобы больше даже думать никто не смел.
Делать. Кукол. Похожих. На. Ячиру.
Поубивает на хрен всех, до кого дотянется.
Девочки продолжали смотреть на него. Мимо него. В никуда.
Только когда старик в руках захрипел и задергался и захрустели кости, Кенпачи понял, что ухватил его за горло и сдавил что есть силы. Машинально. Потому что ни одна тварь в Обществе Душ не будет говорить про его Ячиру, что ее можно пользовать годами, как Куроцучи — духовные батарейки в своих лабораториях.
Даже если это и не его Ячиру.
И плевать, что не его.
Все равно заберет в Одиннадцатый.
— Эй, — хрипло позвал девочек Кенпачи.
Собственное тело подчинялось с трудом. Едва удалось руку разжать — староста грузно осело на пол, расплываясь-расползаясь, как прорванный мешок.
В мыслях жужжала какая-то непривычно чужая и вязкая пустота. Как во время боя — настоящего, серьезного, насмерть, — только дурная, холодная и колючая.
Девочки продолжали смотреть, никак не реагируя.
Кенпачи особенно не думал, что делает — просто подхватил обеих на руки, развернулся и вышел. В голове не было ни единой связной мысли о том, куда их теперь девать, если они с Бьякуей даже за барьер не вышли и не вернули настоящую, его Ячиру.
Или о том, что делать, если такими куклами окажутся все подкидыши.
Что вообще делать, если они даже играли, молча и механически двигая руками, просто стукая палками друг об друга.
Кенпачи нес их через зал на улицу, перед глазами яркими вспышками проносились какие-то обрывки и бессмысленные картинки: Ячиру возилась в траве со своими стекляшками, потому эти две — откуда взялись? Вот Ячиру поправила заколку, а эти точно ею быть не могут, но что если из нее сделают такую же?
Он прищурился на солнце, оглядываясь в поисках Бьякуи, прежде чем услышал металлический звон. Вроде и знакомый, но будто бы и звучавший иначе: надрывный, хаотический визг металла по металлу, камню и дереву. И низкий гул, как от быстро приближающегося гигантского роя насекомых.
В один момент вокруг потемнело.
А потом сверху сплошным потоком обрушился ливень из лезвий.
Банкай Сенбонзакуры.
Кенпачи попытался защитить кукол-Ячиру, опустив их на землю и накрыв собой сверху, прежде чем понял, что защищать больше нечего — тела стекли с его рук вместе с новой волной, оставив за собой жирный багровый след.
Его лезвия почти не трогали — задевало скорее случайно, чем намеренно. А если бы собственная реяцу или что еще там не уравновешивалась барьером, как говорил Бьякуя, Кенпачи даже и не оцарапало бы.
Бьякуя.
Волна лезвий Сенбонзакуры, окатив его, схлынула и рассредоточилась: облепила дом старосты, вгрызаясь в камень и дерево.
Кенпачи вытащил занпакто из ножен и, пошатываясь, побрел вперед.
Найти. Найти и — что?
С лезвий, паривших в воздухе, дождем лилась кровь. Других кукол, наверное.
Когда за спиной снова взвизгнуло, как скрестившимися мечами, Кенпачи даже не оглянулся. Он и так знал: это лезвия растащили на мелкие кусочки ползшие следом за ним детскую ручонку и ошметки головы.
Куклы, как и безликие, были выкидышами Совета Сорока Шести. И, наверное, тоже в итоге могли слиться в одну большую трупную образину. Со всей деревни-то их много наберется.
Придется пожечь здесь все.
С этой удивительно спокойной и ясной мыслью облепленный своей и чужой кровью вперемешку, Кенпачи выбрался к окраине. Туда, где лезвий по-прежнему было больше всего, и они сходились подобием воронки, обтекая нечто в самом ее центре. К низу волна загибалась, выстилалась по земле и поднималась снова.
В какой-то момент показалось, что Сенбонзакура дальше не пропустит, но нет, мешанина лезвий занпакто расступилась в стороны, раздалась в две текучие шелестящие металлом стены, давая дорогу.
Не то, чтобы Кенпачи не догадывался, что увидит. Понял, наверное, сразу, когда увидел кукол-Ячиру — по наитью, как у него в последнее время получалось.
Просто не до того было.
А теперь видел сам.
Кучики Бьякуя лицом ненамного отличался от кукол. Он стоял, опустив руки и просто уставившись себе под ноги, там, где темнело длинное жирное пятно. Рукава оборваны, кенсейкана на голове нет, форма лоснилась от впитавшейся крови.
И приблизившегося Кенпачи будто бы и не увидел.
Как Четвертая.
Только она — нарочно, а его выключило.
Бьякуя беззвучно шевелил губами, уставившись широко распахнутыми глазами на пятно. Кенпачи на пробу встряхнул его за плечи. Потом, оставляя багровый след на серой-серой, почти просвечивающей коже, дернул за подбородок, заставляя посмотреть себе в лицо.
— Да приди ты в себя!
Лезвия Сенбонзакуры сначала дернулись к нему, а потом снова расступились — когда Кенпачи, вырвав у него пустую цубу занпакто, перекинул руку Бьякуи через плечо и почти потащил его на себе к каменному берегу реки.
И, сбив на колени, ткнул головой под воду, чтобы привести в чувство. А другой рукой плеснул себе на лицо, чтобы смыть кровь.
Он почти не давил и, почувствовав, как Бьякуя под рукой задергался, сразу дернул его за отворот формы вверх. Потом того долго рвало желчью, все никак не мог успокоиться – и Кенпачи терпеливо поддерживал его над поверхностью воды.
Когда Бьякуя наконец поднял голову, смотрел он совершенно ошалевшим, но наконец-то полностью осмысленным взглядом.
Только губы посинели от холода.
Отдышавшись, Бьякуя провел рукой по лицу, стирая капли и убирая налипшие пряди волос. А потом оглянулся. И опять застыл.
— Сейчас еще раз под воду суну, — предупредил Кенпачи.
Чувствовал он себя паршиво: те, кто до этого в деревне оттягивали на себя действие кидо-барьера, сгинули под лезвиями. И давило на него, выжимая духовную силу, теперь как следует, в полную силу.
— Мне нужно закончить, — тихо произнес Бьякуя, пытаясь подняться с колен. — Они снова попытаются собраться. Кто-то должен поджечь.
В воде от него оставались розоватые разводы, быстро сносимые течением.
— Сиди, — так же тихо сказал ему Кенпачи.
И с силой надавил на плечо, заставляя опуститься обратно на гальку.
— Раз на нас все еще не поперло, значит, на этот раз обошлось. Потом подожжешь. На обратном пути.
Бьякуя дышал тяжело и прерывисто. И больше старался взглядами не пересекаться.
Кенпачи его понимал: когда кто-то другой видит в момент такой страшной слабости, вариантов немного: или действительно довериться, потому что дальше деваться некуда, или возненавидеть.
Он сам, когда был мелкий, глупый и сопли рукавом еще вытирал, за такое убивал.
Они сидели так у реки, в наступающей темноте, и рядом с шелестом медленно, словно бы через силу, вытягивались в клинок лезвия Сенбонзакура.
— Нужно идти, мы только зря теряем время, — наконец произнес Бьякуя. — Попробуем пробиться через барьер.
А сам с места даже не сдвинулся.
Стена кидо с наступлением темноты слабо светилась и отражалась в воде.
-
-
30.12.2013 в 23:35— Что? — сразу вскинулся тот, подаваясь назад.
— Из-за чего тебя так сорвало, — продолжил Кенпачи. — Я и сам догадываюсь. Но ты сам скажи, тогда полегчает. Не держи это дерьмо в себе.
Бьякуя отвел взгляд. Потом весь как-то обмяк и привалился плечом к плечу Кенпачи.
— Это была Хисана, — каждое слово он выдавливал с большим трудом. — Ее копия, постаревшая. И другие — разных возрастов, кто моложе, кто старше. Тоже копии.
И снова замолчал.
— Я видел Ячиру. Аж две сразу, — сказать это оказалось на удивление просто. Ничего особенного, будто действительно говорили про каких-то неживых кукол.
— Подозреваю, есть и другие — капитана Уноханы и всех, кто продолжал эти годы отмечаться в реестре Совета, — голос у Бьякуи сорвался. Он снова посмотрел в сторону темнеющих развалин деревни. — Там брали их силу и после использовали в каких-то экспериментах. А здесь устроили что-то вроде свалки неудавшихся копий — отдавали в деревню тех, кто не подходил, и морили этим барьером. На кладбище большая часть могил — этих подкидышей. Местные жили на их духовной силе. И когда я все это… — он хрипло закашлялся, задыхаясь.
Кенпачи, протянув руку, накрыл глаза Бьякуи своей ладонью, а потом развернулся так, чтобы тот уперся спиной ему в грудь.
— Успокойся. Как полегчает — продолжишь, не торопись.
— Здесь нечего продолжать, — хрипло произнес Бьякуя, не делая попыток снять ладонь с лица или как-то вывернуться. — Я с трудом помню, что произошло дальше.
— Ну и ладно. Тогда про другое. Только не молчи. Тебе надо прийти в себя.
— А тебе — нет? — его передернуло.
— А я знаю, что перебью всех, кого найду. И мне от этого легче, — просто сказал Кенпачи.
И тут же понял: так и будет. Кого бы они ни встретили за этим барьером, что бы ни случилось — убьет. Всех до единого. А потом вернется в Готей и до самого основания разрушит эту гребаную башню вместе со всеми, кто в ней прячется.
— В одном прав был этот ублюдок Айзен: Совет надо уничтожить. Черт с ним, с этим вашим кидо.
— Ты просто не знаешь, каково это.
— Возражаешь еще, что ли? — нахмурился Кенпачи.
— Нет.
И опять замолчал.
— Эти копии — их не должно быть, — наконец продолжил он. — Совет требовал выдачи тела Хисаны для изучения — она была первой из всех руконгайских женщин с низким уровнем духовной силы, кто смог вытянуть так долго. Ее хотели забрать, но дед Гинрей тогда еще был жив, и мне с его помощью удалось отбиться.
— И ты мне еще говоришь про терпение? — не выдержал Кенпачи. — Ты, со своей мертвой женой, которую вытащили, утащили к хренам в лаборатории и наделали кукол?
— Я понимаю, зачем это было сделано, — сглотнув, продолжил Бьякуя и отстранился, чтобы посмотреть Кенпачи в лицо. — В семьях Великих Кланов все рассказывают с самого детства и приучают к мысли, что мы должны действовать только во благо Сейрейтею. Продолжение рода шинигами — почетная обязанность.
— Хреновая это обязанность, — криво ухмыльнулся Кенпачи.
— Иначе Обществу Душ не выстоять, — он пожал плечами и отодвинулся совсем, просто садясь рядом. — Нужны сильные шинигами. Нужны новые души. Поэтому в Совете веками ищут новые способы повысить рождаемость.
— Да херня все это. Посмотри на Руконгай — с каждым выпуском приходят эти ваши сильные души.
— Сколько из них достигает уровня первой полусотни? Первой десятки? Лейтенантов? — Бьякуя покачал головой. — Нас слишком мало, Кенпачи. Тех, кто может выступить против сил, вроде собранных Айзеном. Совет боится, Совет создан для того, чтобы бояться.
— Отличное оправдание.
— Это не оправдание. Реальность. Или, по-твоему, откуда берутся новые души? Те, которые добавляются в круговорот перерождения и потом, после смерти, становятся Пустыми или переходят в Руконгай. Сначала они все проживают жизнь здесь, родившись в одном из Великих кланов, — Бьякуя вздохнул. — Из-за квинси и Айзена баланс рушится, и поддерживать его некому — нас слишком мало. И Совет ищет способы самостоятельно создавать новые души на основе того старого кидо.
— Так ты поэтому согласился, когда вам с Хисаной, ну, предложили влезть в этот ритуал? — спросил Кенпачи, растягиваясь на камнях и закидывая руки за голову. — Если, не хочешь — не отвечай.
— Хочу. И отвечу, — просто произнес тот. Даже немного поспешно, наверняка чтобы точно не успеть отказаться. — Мне позволили на ней жениться только с этим условием — я должен был попробовать передать ей часть своей духовной силы, чтобы Хисана смогла носить на себе наложенное кидо достаточно долгое время.
— Для чего — достаточное?
— Для зарождения души. Нужно время, надежное место, чтобы взятая у обоих родителей духовная сила объединилась в новую душу. По всей видимости, затем и были нужны все эти копии.
— На твоей жене тестировали всякую хрень, потому что она — первая руконгайка, связавшаяся с аристократом, у которой что-то получилось, — грубо произнес Кенпачи. — Четвертая — самая сильная из всех. А Ячиру им зачем? И твоя сестра. И все другие, — он рывком сел. — И ты еще после этого мне что-то рассказываешь про новые души. Совет выгородил себе загон на краю Руконгая, чтобы творить любую хреноту, которая им только угодна. А дальше что? Когда им и этого мало будет. Начнут эксперименты прямо в Готее? Не понимаю, как Четвертая согласилась на все это! —выдавил он.
Наконец полегчало. После вспышки злости потянуло в дремоту — мелкая, противная сонливая слабость. Перетерпеть — и пройдет.
Не важно.
Сейчас они поднимутся и пойдут ломать хренов барьер. Да, прямо сейчас.
— Думаешь, капитан Унохана знает? Тебя это так задевает? — неожиданно спросил Бьякуя.
— Сам же говоришь — вам все с детства рассказывают. А она в Обществе Душ дольше нас всех, взятых вместе со старпером-Ямамото, и исходила все триста двадцать районов. А потом вдруг на меня наткнулась — и резко решила осесть в Готее? Да хрена с два! Знаешь, что я думаю? — Кенпачи глянул на блекнущий в темноте кидо-барьер. — Твоя сестра в башне увидела клон Хисаны и всполошилась. Четвертая тоже что-то увидела. Но не выкорчевала тут все к хренам, а закрылась за белыми стенами. Сделала вид, что оглохла, ослепла и онемела.
— Думаешь, Совет что-то с ней сделал?
Кенпачи молча кивнул. В глазах расплывались цветные круги.
Да что за хренота с ними происходит? Почему они вообще все еще торчат на месте, если барьер — вот он, а где-то уже совсем недалеко за ним Ячиру и Кучики Рукия?
— Поэтому я их перебью всех до единого, — коротко произнес он. — И за нее, и за твою Хисану, и за все это.
Он дернулся, пытаясь подняться на ноги.
В глазах потемнело: одновременно и из-за того, что барьер окончательно пропал, и из-за усилия.
— Кенпачи?
Он еще успел почувствовать, как Бьякуя оказывается рядом, чтобы поддержать. А потом следом за темнотой наступила тишина и все ощущения тоже исчезли.
-
-
30.12.2013 в 23:35Темнота была унылой, скучной и совершенно беспросветной. Это было первым, что пришло в голову Кенпачи. Усталости больше не было, хотелось что-нибудь сделать и, желательно, снести пару голов с плеч.
Так возвращалась собственная сила: въедливым, кипучим желанием пойти и поубивать всех вокруг. Поэтому он до сих пор и считал, что просто так Четвертая не могла отказаться от своей силы и походов в Руконгай.
Она бы не выдержала.
— Капитан Зараки? Капитан Зараки!
Кто-то звал его — осторожно, шепотом, — и тряс за плечо.
Мелкая Кучики, Рукия, сидела напротив, пожав под себя ноги. Кенпачи удивительно быстро нашел в ее реакциях ней целую кучу общего с реакциями ее брата: в усталой потрепанности, решительном выражении лица и ее движениях — было так много от Бьякуи, что даже удивительно, сколько успела перенять. Странно только, что раньше Кенпачи не замечал.
Или просто не пытался разглядеть в ней Бьякую, а тут само пришло.
Заметив, что он открыл глаза, Рукия сразу приложила палец к губам.
Они находились в какой-то полутемной комнатушке, и Кенпачи даже никто не связал. Только занпакто забрали. Идиоты.
— Бьякуя где? И Ячиру. И мы сами где? — спросил он, садясь на тонком матраце.
— Шестьдесят третий район, подземные лаборатории Совета, — быстро ответила Рукия. — Они здесь…
— Тихо, — оборвал ее Кенпачи. — Знаю я, чем они здесь занимаются. И что ты сюда прискакала, увидев свою сестру в Башне Совета. Зачем ее притащили? Покрасоваться?
— Раз в полгода здешняя лаборатория отсылает результаты в Сейрейтей. Мы с лейтенантом Кусаджиши так сюда и попали, она забралась…
— Да понял уже, — Кенпачи наклонился к ней. — Ты учти: еще раз вляпаешься в такое дело и потащишь за собой Ячиру — найду и прибью на месте, поняла?
Рукия торопливо кивнула.
— Вот и ладно, — он поднялся, разминаясь. — Давай, говори, куда идти. Ты же тут не просто так сидела все это время. Хотя плевать.
Да, плевать ему, это точно — как собирался перебить всех, до единого, так и перебьет. Голыми руками, если надо будет.
— Вас сюда доставили те, безликие, — продолжала Рукия. — Они слепы. И, похоже, не определили по реяцу, кто из вас с господином братом кто. Его увели, а вас тут оставили — на этом этаже держат тех, кого потом отправляют на переработку.
Конечно, ни хрена они не определили. Кенпачи тот барьер выжрал силу почти до донышка. Как только Бьякуя всю деревню превратил в цельный шмат фарша, оттягивать на себя влияние кидо-барьера стало кроме них некому. А его придавило первым. Да так, что местные ублюдки, небось, решили, — помер. И выкинули, как отработанное мясо.
А живого Бьякую забрали.
Живой — это хорошо.
Кенпачи кивнул сам себе.
Рукию нашел — уже дело. Осталось забрать Бьякую и Ячиру, порушить тут все к хренам, и можно возвращаться.
Он вышел в коридор и повернул наугад. Белые каменные стены, напоминающие переходы в служебных зданиях Готея, лоза под потолком и деревянный настил под ногами. Будто и не уходил никуда.
Ублюдки постарались сделать так, чтобы даже в самой руконгайской заднице их окружало все знакомое и родное.
— Капитан Зараки! — Рукия едва успела его нагнать. — Подождите! Здесь стоят ограничители духовной силы, и занпакто с трудом отзываются. Я до сих пор не могу спуститься за лейтенантом Кусаджиши на нижние уровни, потому что там слишком много охраны и…
Первому же попавшемуся безликому Кенпачи проломил голову.
— Ограничители, значит, — произнес он, наблюдая, как тело сползает по стене, оставляя подтеки.
— Они не так быстро оживают, — подсказала Рукия. — И не превращаются в те штуки, как в Руконгае.
Второго переломал пополам.
Боятся своих же. Тот, кто поставил такие ограничители, просто-напросто трусил перед своими же поделками — вдруг вырвутся из-под контроля?
Очень в духе Совета.
— А еще барьеры на этажах. Как тот, который выставили на границе между районами, — Рукия за ним почти бежала. Не успевала, мелкая.
Кенпачи привычным движением схватил ее за ворот формы и забросил себе на плечи. Совсем как с Ячиру, только эта еще не наловчилась сидеть так, чтобы не сваливаться, не заезжать Кенпачи локтем в ухо и не мешать обзору.
Третьему безликому, сунувшемуся под руку, свернул шею.
— Из-за них я первое время вообще не могла попасть внутрь, — продолжала рассказывать Рукия. — На верхних этажах их иногда снимают. Как вот с вами. Или когда господина брата вниз повели. Я за безликими не успела и застряла здесь, — она вздохнула.
— Барьеры и эти, безликие — еще что тут есть? — спросил Кенпачи.
— Больше ничего.
Он хохотнул.
Условия — как раз для него. Или для солдат Одиннадцатого. Будто знал кто.
— Подумайте сами, капитан Зараки. Сюда и так сложно попасть. А еще ограничение духовной силы, — напомнила Рукия. — И до сих пор… Ой!
Барьер Кенпачи почувствовал еще за поворотом по тому противному чувству слабости и мелкой дрожи. И не стал с ним особо церемониться, влетел в кидо-сеть с размаху, продираясь сквозь нее, как сквозь плотный колючий кустарник.
Рукия на плечах взвизгнула то ли от страха, то ли от восторга.
И барьер лопнул большим мыльным пузырем — чпокнул и брызнул во все стороны остаточной реяцу.
— Значит, говоришь, сама с ним справиться не могла? — фыркнул Кенпачи, проходя вперед.
— Он мне даже приблизиться не давал, — призналась она и снова ойкнула, когда увидела, что ждет впереди.
В большом полутемном зале рядами выстроились стеклянные колбы с мутной жидкостью, в которых, за тонким слоем изморози, едва виднелись силуэты тел: взрослых, детских, некоторые напоминали трупных монстров, некоторые — странного вида занпакто.
При дыхании изо рта вырывались облачка пара. Где-то за стенами гудели невидимые вентиляторы, поддерживая нужную температуру.
Кенпачи шел вперед, не оглядываясь по сторонами, только отслеживал, куда стягиваются ото всех колб толстые шины питания. Нечего застревать и смотреть, только время зря потратит — — Бьякуя бы его наверняка и так на каждом шаге подгонял.
— Подождите, капитан Зараки, вот тут! — Рукия указала на одну из последних колб — почти прозрачную, не такую мутную, как другие. — Это занпакто господина брата!
Кенпачи спустил ее с плеч и подтолкнул в сторону терминала у стены:
— Пойди, отключи тут все.
А сам с размаху двинул по колбе, пробивая стекло, чтобы достать меч. Сенбонзакура, оказавшись в чужих руках, никак не отозвалась — ни потяжелела, ни согрела пальцы теплом. Мертвая железка — так Кенпачи обычно ощущал свой собственный занпакто.
Рукия стояла рядом и смотрела на него во все глаза.
— Что вытаращилась? — спросил Кенпачи. — Сказал же — пойди, разберись.
— Но они же… — она беспомощно огляделась на колбы с мутно-серым раствором, подсвечивающимся изнутри. — Здесь может быть кто-то живой!
— Тем лучше для них.
Кенпачи бегло оглядел панель управления, понял, что быстро в ней не разберется, и двинул Сенбонзакурой в ножнах, пробивая панель насквозь.
Гул сразу смолк. Под потолком замерцала светящаяся лоза.
— А вдруг где-то здесь были лейтенант Кусаджиши или господин брат?
— Значит, они выберутся, — отрубил Кенпачи.
И не стал говорить, что Ячиру тут точно была — но только одна. Другая.
— Вы так легко используете занпакто господина брата, — заметила Рукия, нахмурив лоб.
— И ты туда же, — фыркнул Кенпачи, оглядываясь.
Рядом был следующий переход, тоже с барьером, и ведущий в длинный коридор. В зале постепенно становилось все теплее, и жидкость в колбах из серой превратилась в мутно-зеленую, как зацветшая вода в болоте.
Кенпачи почувствовал мрачное удовлетворение.
Чем больше копий Четвертой он вырвет из лап Совета — тем лучше.
— Но это же очень важно! Занпакто — это часть души, часть сердца, — продолжала Рукия и похлопала себя по груди. — Передавать его кому-то — очень важный шаг. Все равно что передавать силу.
— Да знаю я, слышал уже, — отмахнулся он и направился к барьеру, прирезав по дороге выскочивших из него безликих.
Меч из ножен каждый раз выходил без малейшего сопротивления, будто свой собственный. И спокойно возвращался обратно, не сопротивляясь, как иногда пытался занпакто самого Кенпачи.
— А вы господину брату тоже передавали занпакто? — спросила Рукия, высунувшись у него из-под локтя, когда он остановился на развилке — хренов коридор расходился аж в четыре стороны.
— Как найду — сразу отдам, раз так важно, — проворчал Кенпачи. — Знаешь, куда дальше?
— Нужен тот, который ведет глубже вниз, — она огляделась.
А потом занпакто в руках у него неожиданно дрогнул — всего чуть, лезвие и рукоять будто ненадолго ожили, потеплев и дернувшись в сторону, и тут же снова остыли. Но и этого было достаточно — Кенпачи сорвался в один из крайних коридоров и, прорвав еще два барьера, оказался на платформе гигантского квадратного колодца, уходящего глубоко вниз, в темноту.
По кромке стены вилась узкая лестница с почти отвесными ступенями.
— Будем спускаться? — неуверенно спросила Рукия.
— Прыгать, — буркнул он и, ухватив ее за руку, и шагнул в провал.
А потом, как это объяснял Бьякуя, когда рассказывал, как он использовал шунпо, представил последний этаж и попробовал потянуть его к себе.
Каменные плиты с силой ударили в стопы.
Значит, не так уж и блокировалась здесь духовная сила.
Завизжавшая было наверху Рукия резко захлопнула рот.
— Как нечего делать, — ухмыльнулся Кенпачи. — Не связали, и атаковать нормально не могут, и помешать — тоже.
Дальше они проходили и другие залы с колбами: где-то встречались копии Ячиру и Четвертой, в каких-то Кенпачи и вовсе не узнавал фигуры и лица, а два были полностью посвящены Хисане.
В тех двух Рукия, долго набираясь сил перед каждым ударом, уничтожала панели управления сама.
-
-
30.12.2013 в 23:36В центре зала, обмотанная проводами и пристегнутая к наклоненной вперед каменной платформе, лежала Ячиру.
Когда Кенпачи остановился в проходе, в зале стало тихо.
Он медленно, давая подробно отследить каждое движение, вынул Сенбонзакуру из ножен и передал их Рукии:
— Выйди-ка отсюда ненадолго, что ли. С ними я повожусь.
Та вздрогнула и подалась назад. Может, уже догадалась, почему он собирается задержаться — с таким-то противником.
Лабораторные крысы действительно многого не стоили. Кенпачи с ними особенно ни на что и не рассчитывал — только медленной, мучительной смерти, перед которой их ждала обреченность и невозможность сбежать.
Он себе обещал, что никто не уйдет — за Ячиру, Четвертую и всех, кого они тут мучили, — и никто не ушел.
Криков было много — стоны, вой, хрипы — и Рукия, зажав уши, свернулась в маленький клубок, прижавшись спиной к стене у прохода. Мимо нее тоже пытались бежать — даже к ней пытались добежать, чем не заложница, но Кенпачи каждый раз доставал раньше.
А потом, когда в зале наконец установилась такая же тишина, как повсюду, где они с Рукией проходили, он подошел к платформе.
Ячиру лежала с закрытыми глазами, не шевелясь, но даже так она в сто раз больше походила на живую, чем те куклы. Она и была живая. Пока еще.
Кенпачи успел.
Он спорол с нее мечом все провода и поднял на руки.
— Дуреха, во что ты влезла, — пробурчал он, обнимая безвольную Ячиру. — Чуть не угробилась же. Не делай так больше.
Пускай она и не отвечала, но и говорил Кенпачи больше для себя. Потому что знал — все равно не послушается. Все равно опять влезет.
А он пойдет ее вытаскивать.
— Лейтенант Кусаджиши очень хотела показать вам свою силу, капитан Зараки, — тихо произнесла Рукия, наблюдая за ними.
— Пусть в Готее показывает, — коротко произнес тот, осторожно передавая ей на руки Ячиру. — Давай, забирай ее, и проваливайте отсюда. Показали уже обе все, что могли. Выберешься на поверхность — посмотри, что с ней, может, лечащее кидо какое-нибудь надо, — неловко закончил он, отводя взгляд.
— Капитан Зараки, да послушайте же! Она просто…
— Знаю я, что Ячиру из-за Четвертой бесится, — огрызнулся он. Занпакто в руках снова задрожал. И вряд ли это был хороший знак.
Кенпачи уже поднадоели все эти коридоры и пустынные переходы.
— Но лейтенант Кусаджиши…
— Слушай, — он наклонился над Рукией, — вы молодцы, что придумали такое большое дело, справились сами и довели сюда нас, но Бьякуя вряд ли обрадуется, если ты угробишься прямо здесь. И я тоже не обрадуюсь. Поэтому взяла ноги в руки и пошла, считай, я тебе доверил Ячиру. А тут мы с твоим братом сами справимся.
Рукия уставилась на него во все глаза, и Кенпачи раздраженно вздохнул. Упертая, чтоб ее. Как Бьякуя. И этого у него понахваталась.
— Как Ячиру проснется, передай, что я ей неделю запрещаю сладкое жрать, — сказал он. — Пусть подумает над поведением. А вы проваливайте так далеко, как только сможете.
И пока Рукия не успела наговорить еще всякой сопливой ерунды, пошел сам — через барьеры, к еще одному залу. Большому, гулкому, светлому, будто и не под землей находился. Там полыхало знакомой реяцу, несмотря на все ограничители, вспыхивали огоньки применяемых кидо, и тянуло холодом.
Ужасом.
Смертью.
Свободой и концом.
Кенпачи вдохнул полной грудью и с непривычки зашатался, как пьяный. Ячиру вытащили, Кучики Рукия честная девочка, не станет ею рисковать — даже если потом рискнет вернуться обратно, сначала отнесет ее куда-нибудь, где безопасно. Позаботится, как сможет.
А они пока тут сами разберутся, да.
И Кенпачи только заторопился дальше по коридору: сначала просто ускорил шаг, потом побежал, а потом опять использовал шунпо. И вылетел прямо на здоровую махину, ощетинившуюся острыми обломками костей. Вот тут кто собрал на себя половину безликих из охраны — а то больно быстро они с Рукией прошлись по этажам.
Кенпачи, не задумываясь, выбросил вперед руку с занпакто.
— Банкай! — крикнули откуда-то по другую сторону трупного монстра.
Кенпачи знал — Бьякуе даже оглядываться на него не надо, чтобы почувствовать — вот оно, самое время ударить. И припечатать сверху огненным кидо, потому что только так с такой дрянью и надо поступать.
Лезвия Сенбонзакуры мгновенно закрыли его: налипли на тело в несколько рядов настолько плотно и облепили броней все тело так сильно, что показалось — он надел тяжеленный сплошной доспех.
А потом грохнуло так, что у Кенпачи заложило уши.
Он ничего не слышал, кроме звона, и ничего не мог разглядеть, кроме отливающих красноватым из-за нагрева лезвий. И двигаться под тяжестью такой защиты удавалось с трудом — шаг за шагом, наугад.
Только прохладная, несмотря ни на что, цуба в руке напоминала, что в этом душном полыхающем аду еще что-то происходило.
Когда лезвия наконец с него спали, точно высохшие листья по осени, перед Кенпачи догорало огромных размеров кострище, охватившее весь зал. В дыму были видны всполохи и смутные тени на другом конце. Стена рядом чернела сажей под самый потолок, взорвавшиеся колбы подтекали остатками жидкости, лужи под ногами хрустели коркой. Кидо-огонь выжег доски пола под самые каменные плиты.
Догорала мешковатая туша монстра, по которой Кенпачи, шаркая и развозя по полу жирные горелые останки, шел вперед. В воздухе стояли дым и гарь, от которых першило в горле, и от едкости слезились глаза.
И чертов звон в ушах, сквозь который, как сквозь ватную затычку, едва-едва пробивались крики и грохот.
Сенбонзакура, ничуть не возражая против того, что все еще оставалась в чужих руках, снова собиралась в лезвие.
У выскочившего на него из дыма Бьякуи все лицо было в саже, одна рука, вывернувшись под неестественным углом, не двигалась, и кое-где вплавилась в кожу обгоревшая ткань формы.
Он что-то говорил, в глазах стояли беспокойство и немой вопрос, но из-за хренового звона получалось, что только беззвучно шевелил губами. Кенпачи свободной рукой стащил с плеч потертое хаори, набросил Бьякуе на плечи, а потом притиснул к себе и, мазанув губами по виску, ненадолго застыл, машинально вслушиваясь.
Сердце рядом билось ровно и мощно.
Живой. Все. Пронесло.
И девчонки живые.
Звон в ушах постепенно отступал, и возвращались другие звуки: скрежет, треск огня, где-то лилась вода и осыпались камни.
Кенпачи выдохнул — сам не заметил, как оказалось, что дыхание ненадолго задержал — и заговорил Бьякуе на ухо:
— Передал твоей сестре Ячиру, они скоро выберутся отсюда. И сказал, чтобы валили подальше и нас не ждали. Сам как? Тут еще есть кто, или эта тварь была последняя?
Тот, сначала расслабившийся под рукой Кенпачи и собравшийся уже заговорить, снова напрягся всем телом и отстранился, оглядываясь назад.
Кенпачи, попытавшемуся вернуть ему Сенбонзакуру, Бьякуя только сам сильнее сжал руку на цубе, положив свою ладонь поверх.
Из дыма на них выступала высокая человеческая фигура. От нее в душном и дымном зале валило холодом и давило реяцу. А еще Кенпачи в какой-то момент показалось, что это Четвертая — настолько знакомым было ощущение от присутствия.
Но это был жилистый и мускулистый с виду старик с седой копной волос и испещренным шрамами лицом, в белой форме наподобие той, которая была на конвоирах Башни Совета. Ростом они с Кенпачи были равны. И, кроме того, что в нем было нечто смутно знакомое — только не ясно, что именно — в руке он держал занпакто Кенпачи.
— Приперся, — старик скривился, оскалившись и показав крепкие белые зубы, а потом сплюнул на пол. — Значит, это тебя мои олухи прохлопали. Ну, говори давай, как зовут.
Он упер конец лезвия занпакто в камень перед собой и положил ладони на верхушку рукояти.
— Это глава Совета Сорока Шести, — хрипло произнес Бьякуя. Его ладонь поверх руки Кенпачи дрогнула. — И занимает этот пост с самого дня его основания. А до того — управлял первыми шинигами Великих Кланов.
— Я тут большим делом занимаюсь, — продолжал старик, не обращая на того ровным счетом никакого внимания, — а вы мне лаборатории разносите, как дети малые. Нет бы полезное сделать что-нибудь — сходить на зачистку в другие районы, помочь избавиться от бракованных душ. А ты заявился прямо сюда и тоже собираешься от меня требовать чего-то, как этот? — он кивнул на Бьякую.
— Требовать не буду, — коротко произнес Кенпачи и, выхватив свою руку из рук Бьякуи, поднял Сенбонзакуру, направляя на старика. — Убью.
Тот довольно оскалился:
— Ну хоть еще один нормальный получился. Я уж подумал, совсем у нас дело — дрянь. Говори, из какого района, мальчик, и тогда можешь убивать, сколько хочешь.
— Кенпачи из Зараки, — ответил он, выступая вперед, и тихо бросил Бьякуе: — Отойди подальше, я с ним быстро разберусь, и пойдем отсюда.
Тот возражать не стал — Кенпачи и сам чувствовал действие духовной силы старика, давила она как следует. А Бьякуе небось еще и от него доставалось.
— Зараки… — повторил старик и прикрыл глаза, словно бы вспоминая. А потом глянул — внимательно и зло. — Так это из-за тебя Ячиру отказалась мне с зачистками помогать?
И Кенпачи, перехватившему поудобней занпакто, будто мышцы рук сковало.
-
-
30.12.2013 в 23:36Убить бы — и все.
Но теперь этот ублюдок вспомнил Ячиру. Настоящую. Первую. Ту, за которой Кенпачи шел в Готей.
Старик нахмурился, пожевал губами и оскалился снова:
— А, так она тебе ничего не сказала, — он заглянул Кенпачи за спину. — И дружочек твой тоже смолчал. Ячиру со мной вместе тут все зачинала, когда Яма решил заняться обучением шинигами. Мы тут создавали новые души, а она потом ходила по Руконгаю и добивала всех неудавшихся. Хорошо работала, никого не оставляла. Только на тебе застопорилась. Удивилась, когда увидела, как какая-то дрянная кукла ожила, и пожалела. Решила, что больше не будет руки марать.
Кенпачи показалось, будто его снова оглушило и еще по голове чем-то заехало — ушли все лишние звуки, перед глазами осталась только фигура главы Совета.
Резко заныли виски.
Старик легко отбил его удар, потом ухватился рукой за лезвие меча и подтянул на себя, продолжая скалиться:
— Кукла ты, мальчик, и малявка твоя — тоже. Такие же, как те, которых ты так запросто резал, только у вас внутри души завелись. А знаешь, как? — он приблизил свое лицо к лицу Кенпачи. Скулы, глаза, подбородок, длинный нос — все знакомое до зубовного скрежета. — Потому что оба ходили и убивали. Годами. Много-много душ перебили. И утаскивали себе по частичке от каждой.
Знакомое, потому что — свое.
На Кенпачи смотрело его собственное лицо — то, каким оно станет через тысячелетия, когда он состарится.
— И знаешь, что вы с ней сделали, когда получили свои души? — продолжал старик, а сам поднял другую руку с занпакто и, размахнувшись, прошил Кенпачи лезвием насквозь, вспарывая кожу на спине. — Просто взяли да и скопировали меня с Ячиру. Потому что куклы ничего нового не умеют — только повторять за теми, с кого они получились.
Он потянул меч дальше, перерезая Кенпачи поперек — медленно, неторопливо, так, чтобы прочувствовалось каждое крошечное движение. Их реяцу взвилась, наполняя комнату.
Где-то позади, за спиной, вдавило в пол шарахнувшегося на помощь Бьякую.
— Хорошая с меня вышла копия. Спасибо, что пришел, мальчик. Благодаря тебе и твоей малявке я понял, что до сих пор мы тут не тем занимались. Никаких больше копий.
Кенпачи давил Сенбонзакурой, что есть сил, и из сжимавшего лезвие стариковского кулака полилась кровь.
У Кенпачи и самого во рту ее давно было столько, что она струилась из уголков рта — он боялся лишний раз отвлечься, чтобы сплюнуть, и потерять момент для удара.
— И будет нас мало, но будем мы сильны, — прошипел ему в лицо старик. — А ты не думай, что сможешь меня победить чужим мечом. Ходишь с мертвой железкой — очень тебе подходит.
А потом Кенпачи неожиданно почувствовал, как ему на спину заваливается Бьякуя, давя со своей стороны что есть сил на лезвие, чтобы вытолкнуть. Каким-то образом у него еще оставались силы даже под воздействием двух мощных реяцу.
Двух одинаковых реяцу.
Почти слившихся в одну.
И их окружила третья.
— Что, еще одна кукла забыла, где ее место? — старик дернулся от удивления и ослабил хватку. — Гинрей тебя плохо вышколил!
И Кенпачи, ловя момент, протащил лезвие Сенбонзакуры дальше, отрезав тому пальцы и обрубая руку, а потом заводя меч под ребра.
— Банкай, — выдохнул Бьякуя куда-то ему в плечо.
И то, что случилось дальше, точно не походило на волну лезвий.
Неживой и безымянный меч отозвался на команду, высвобождая вспышку выжигающей реяцу. Кенпачи видел, как сгорает перед ним беспомощно вцепившийся в рукоять глава Совета Сорока Шести: кожа испарилась сразу же, потекли кости и мышцы, будто были сделаны из воска.
Он сам, кажется, тоже горел: спеклись глаза, прогорела униформа. Боли не было, только сплошной жар и странное чувство, что, несмотря на огонь и тающую духовную оболочку, он сам никуда не исчезает. И не теряет силу.
Удивительно прохладным оставались рукоять Сенбонзакуры и кожа спины там, где его касался Бьякуя.
Вокруг трещал и крошился камень, на них, кажется, даже рушились плиты, но сгорали раньше, чем успевали коснуться головы Кенпачи.
Ему в этот момент лениво подумалось, что Рукии хорошо бы унести Ячиру как можно дальше, а то заденет же. Или нет, их-то не заденет точно: если Ячиру — это копия Четвертой, ее реяцу их защитит.
Этого Кенпачи не знал — ему в голову приходили чужие мысли-знания, картинки.
Память старика.
-
-
30.12.2013 в 23:37Вокруг хлопьями падали сажа и пепел.
В огромную дыру на много этажей вверх — выжженный неровный столб — светил полумесяц старой луны.
Кенпачи выдохнул и опустил взгляд.
От зала вообще ничего не осталось — каменные обломки, развалины, сплошные завалы и дрожащая в лунном свете пыль. Все в жирных следах копоти, не разобрать — было что-нибудь или нет.
Сам Кенпачи ничего особенного не чувствовал — даже рана на животе под запекшейся коркой не беспокоила.
А Напротив него, на выступе надломленной плиты, упершись здоровой рукой в колено, сидел Бьякуя. Часть лица у него выгорела, от формы и хаори остались какие-то невнятные ошметки. На коленях лежала пустая рукоять Сенбонзакуры без лезвия и несколько оплавившихся лезвий.
— Пришел в себя? — тихо спросил он.
— Сколько я так тут торчал? — Кенпачи, хромая, проковылял к нему.
— Не представляю. Минуты? Часы?
— А ты сам как? — Кенпачи, помедлив, коснулся пальцами запекшейся корки на его лице. Бьякуя положил ладонь поверх, удерживая его руку.
— Заживает. Не страшно.
— А с мечом что?
— Сгорел вместе с главой Совета, когда я попытался тебя закрыть от огня, — ровно ответил Бьякуя. И поправился: — С бывшим главой, я полагаю.
Кенпачи слабо представлял, что на это ответить. Рассеянно посмотрел по сторонам, сжал руки в кулаки и только тогда заметил, что все еще сжимает свой занпакто за лезвие.
Поплывший и запекшийся металл застыл уродливыми кляксами на поверхности меча, а сколы и щербатости стали, кажется, еще глубже. Видок у занпакто был тот еще, но Кенпачи почему-то не сомневался в том, что делает:
— Держи. Этот теперь будет твоим, — произнес он, подавая меч рукоятью вперед. — Сам видишь, банкай у него хреноватый. Но ничего тоже сойдет.
Бьякуя неверяще уставился на него в ответ.
А потом принял, касаясь так бережно, будто это была самая большая на свете ценность.
— Я тогда этот твой обрубок заберу, — смутившись, произнес Кенпачи, сгребая у него с колен остатки Сенбонзакуры.
Он чувствовал торжественность момента, но не очень понимал, в чем именно она заключается: ну обменялись мечами и обменялись. Для него не это было важно.
Для него сам Бьякуя и так был важен — после всего, что они вместе пережили, души ближе просто не было.
Ближе, чем Ячиру, совсем еще мелкая и глупая, раз решила, что Кенпачи видит в ней кого-то кроме нее самой.
Ближе, чем Четвертая, которая нарочно закрылась и спряталась, глупо надеясь, что так сможет всех спасти.
Водоворот обрывков из памяти старика то и дело подбрасывал какие-то картинки про Пустых и квинси. Отдельные воспоминания отдавались болезненными вспышками в затылке. Но Кенпачи решил отложить возню с ними и с новой памятью на потом.
— Куда теперь? — спросил Бьякуя, с трудом поднимаясь с плиты — сначала пришлось опереться на занпакто, а потом подставил плечо Кенпачи.
— Если я скажу разнести к хренам Башню Совета, ты, как, пойдешь со мной?
Бьякуя дернул уголком губ.
— Еще сомневаешься. Заодно подберу тебе новый занпакто из их хранилища.
— А самому, что, не нужен? — поддел его Кенпачи, кивая на испорченное лезвие в руках Бьякуи. — Этот выглядит так себе. И резать тоже будет хреново.
— Главное, что его мне передал ты. Этого достаточно, — мягко произнес Бьякуя и посмотрел ему в глаза. — Другие не нужны.
Копии Сенбонзакуры — тут же вспоминалось Кенпачи так ярко и живо, будто он сам стоял в той подвальной оружейной с рядами похожих друг на друга, как две капли, мечей.
И такая — для каждого клана.
В Обществе Душ, где запрещалось иметь два одинаковых занпакто, Великие Кланы клонировали детей по образу и подобию своих предков и вручали одинаковым душам одинаковые мечи. А потом рассказывали им сказки.
И возвращали их занпакто обратно на стойки, когда владелец умирал, или передавали в Академию — если не оказывалось так, что занпакто успевал затеряться где-нибудь в Руконгае.
Неизменное число клинков, выкованных в Измерении Короля.
Неизменное число душ.
Целый Совет, который должен следить, чтобы никто и никогда не узнал, не пересекся со своей копией и не догадался, что создавать ничто из ничего невозможно. Только копировать.
Кенпачи помнил из чужих обрывков воспоминания, как Кучики Гинрей в свое время пришел в Совет с просьбой о внуке. И как глава Совета Сорока Шести только спросил, какого из предков тот хочет видеть в ребенке своей дочери.
Нет, больше такого никогда и ни с кем не будет.
Хватит.
Никаких лабораторий, никаких копий, никаких оживших кукол.
Он придет к Четвертой сам, и они найдут другой способ. Сколько тысяч лет она ходила по земле Общества Душ, и так и ничего не придумала с тех пор, что ли? Да быть такого не могло.
— Сомневаешься? — спросил Бьякуя. — Из-за того, что узнал о своем происхождении?
Продолжение «или о моем» повисло в воздухе.
— Нет, — качнул головой Кенпачи. А потом спохватился и поспешно добавил, чтобы тот не подумал чего лишнего про себя: — И ты тоже не дергайся. Херня это все.
— Тогда давай прежде найдем Рукию. И еще нужно предупредить твоих людей, — напомнил Бьякуя, прижимаясь виском к его подбородку. — И возьмем у местных что-нибудь, чем можно будет прикрыться. Ты же не собираешься нестись через весь Руконгай в чем мать родила?
Кенпачи-то, может, и собирался. И даже к советникам собирался прямо так нагрянуть. Но раз Бьякуя хочет соблюсти приличии — хрен с ним.
Они же восстание устраивают, в конце концов, а не абы что.
А потом еще сходят и наваляют тем квинси, которых, судя по воспоминаниям, так боялся старик. И пробьются дальше, к королю, который от них закрылся.
Кенпачи ухмыльнулся, задрал голову и представил, что подтягивает себя прямо к острым краям желтого лунного серпа.
Впереди ждало столько отличных битв.
И в них ему есть с кем стоять плечом к плечу. На равных.
Конец
-
-
30.12.2013 в 23:42-
-
30.12.2013 в 23:45-
-
26.02.2015 в 12:22-
-
26.02.2015 в 12:53Ох, спасибо большое за отзыв
Ужжжжасно рада, что даже так, при повторном перечитывании и времени спустя, текст все равно цепляет). Значит, не зря все делалось, эмоции и ощущение в итоге – это самое главное
Спасибо еще раз
-
-
14.09.2016 в 18:16-
-
15.09.2016 в 08:26Мимими, спасибо