С капитаном Зараки время летит незаметно
Название: Случайная связь
Автор: Пухоспинка
Беты: Becky Thatcher, Emberstone
Размер: миди, 12 200 слов
Пейринг/Персонажи: Зараки Кенпачи/Кучики Бьякуя, упоминаются другие пейринги
Категория: слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: из-за стечения обстоятельств Бьякуя вынужден продать себя Зараки Кенпачи
Предупреждения: слэйв, ООС, порка, даб-кон, харт/комфорт, капитаны бы никогда, свадьба в конце порнофильма (с)
Ссылка для скачивания: .doc
Читать дальшеГлава 1
Бьякуя задумчиво смотрел на испещренный иероглифами лист простой рисовой бумаги.
Последние месяцы оказались трудными. Внутриклановая борьба вышла на уровень, о котором Бьякуя еще год назад не мог помыслить. Он всегда считал, что держит в поле зрения всех возможных смутьянов и контролирует семейный бизнес.
Во время четко спланированного покушения выяснилось, как Бьякуя ошибался — погибло с десяток слуг, под угрозой оказалась жизнь Рукии. О себе он не думал, лишь досадовал, что нападающие в чем-то правы: будь он достаточно силен, до попытки переворота дело бы никогда не дошло.
Теперь, когда заговорщики отправились в Улей, в клане был наведен порядок, а недовольных не осталось, лежащий перед Бьякуей лист оставался последней проблемой.
Снова и снова перебирая в памяти детали рассказа Рукии, Бьякуя не мог не признать, что она действовала хоть и импульсивно, но в целом — верно. Жизнь тридцати детей в обмен на себя и свою свободу — хорошая сделка. Бьякуя не был уверен, что в аналогичной ситуации поступил бы так же, однако Рукия всегда была рассудительнее и спокойнее, чем он.
Теперь Бьякуя смотрел на бумагу, от которой за милю несло запрещенными искусствами, и задавался вопросом: что дальше?
Лидер банды, организовавший нападение на поместье, тот, у кого Рукия обменяла свою свободу на детей, откупился рабским контрактом от настигшего это Зараки. За это тот позволил отбросу бежать, и гнев рвал Бьякую в клочья. В то же время он признавал, что все могло обернуться намного хуже. Например, преступника нагнал бы кто-нибудь другой, закладная могла очутиться неизвестно где и неизвестно в каких руках. А лидера он все равно потом уничтожил.
Зараки же был достаточно благороден, чтобы сообщить Бьякуе о своей добыче. Он не шантажировал, просто сказал: «Я не хочу, чтобы ты узнал об этом от черт знает кого, — Зараки смотрел тяжело, и от всплесков его реяцу потрескивали стены. — Твоя сестра меня устраивает, обижать не буду». И ушел.
Бьякуя в гневе сжал пальцы и почувствовал, что задыхается. Рукия давно стала взрослой, она была готова отвечать за свои поступки и хорошо представляла, что ее может ждать из-за этого контракта. Помимо рабства как такового, в случае огласки она окажется в Улье — за причастность к использованию запрещенного кидо. Но она ни минуты не жалела.
«Их тридцать человек, дорогой брат, — она смотрела в пол, но выглядела решительно, — некоторые совсем маленькие, эти шинигами, родившиеся в Сейрейтее. Как я могу сожалеть? Но мне грустно, что я огорчила вас».
Пришлось унизиться до того, чтобы догнать Кенпачи. Прежде чем начинать переговоры, Бьякуя должен был точно узнать, что тот потребует от Рукии. И как собирается ею воспользоваться. Вариантов была масса. Один из них — женитьба. Таким образом Зараки становился единственным наследником мужского пола и обретал влияние столь же большое, каким обладал сам Бьякуя. Второй вариант — выгодная продажа. Двенадцатый отряд заплатил бы половину своего годового бюджета, чтобы иметь возможность ставить опыты над шинигами уровня лейтенанта. Но у Бьякуи много денег, чем кто-либо мог дать, он всегда предложит больше.
Однако стоило догадаться, что все это чересчур сложно для Зараки. Тот слишком животное и слишком глуп, чтобы задумываться о выгоде. Ему лишь нужно было…
— Что? — Бьякуе казалось, что он ослышался.
— Я собираюсь ее иногда ебать, — пожал плечами Зараки. — Обычные души мрут, трахаясь со мной, а шинигами послабже заболевают. Твоя сестра сильная, я знаю, я с ней дрался.
Бьякуя судорожно стискивал пальцы, пытаясь унять ярость.
— Я готов заплатить столько, что тебе хватит купить любую женщину с любой духовной силой.
— Зачем мне эти коты в мешках? У меня уже есть такая женщина, твоя сестра. И не дергайся, я буду бережен. Я вообще не обижаю женщин. — Кенпачи вдруг посмотрел с любопытством. — А ты готов подложить под меня любую, лишь бы убрать Рукию подальше, да?
— Моя сестра будет обесчещена. Ты мог бы жениться на ней. Тебе даже не обязательно селиться в поместье…
— Кучики, не держи меня за идиота. Мне нахер не нужен твой клан, я хочу убивать от одной мысли, что придется заниматься какими-то делами и ходить хоть на одну церемонию в год. Мне наплевать на честь твоей сестры, мне просто нужна дырка.
Наверное, дедушка был прав, когда говорил, что Бьякуе нужно избавиться от своей импульсивности. С другой стороны, Бьякуя не видел иного пути.
— Если тебе нужна просто, как ты выразился, дырка, я предлагаю себя. Как минимум одна у меня есть. И меня точно не разорвет твоя реяцу, со мной ты тоже сражался.
Кенпачи молчал и только глядел, прищурившись, а потом изрек:
— Посмотрим.
И вот сейчас Бьякуя сидел, изучал лист закладной и ждал решения Кенпачи. О себе он больше не думал — решение принято. Точка. Осталось смириться с его последствиями.
То, что Бьякуя попытается выкупить свою сестру, Кенпачи ожидал. Он слишком трясся над Рукией, чтобы все так и оставить. И Кенпачи хотел поскорее провести этот неприятный разговор, потому что Бьякуе, по сути, нечего было предложить. Место в клане? Если понадобится, он возьмет его силой. Деньги? У Кенпачи их было столько, что он не знал, куда их тратить.
Чего Кенпачи не ожидал, так того, что Бьякуя предложит взамен Рукии себя. Наверное, это был единственный логичный и разумный ход, но он настолько не вязался с капитаном Кучики Бьякуей, что Кенпачи даже не пришло в голову размышлять о чем-то подобном.
Он не ответил сразу, потому что хотел обдумать плюсы и минусы предложения. Оставляя Рукию у себя, он обзаводился несколькими врагами. Заменяя ее на Бьякую, Кенпачи обзаводился всего лишь одним — самим Бьякуей, и это его как раз волновало мало. Однако Рукией можно было управлять, а Бьякуя — бочка с меносами, готовая взорваться в любой момент. Но сидя с трубкой на веранде и глядя на жемчужно-пестрый закат, Кенпачи уже знал, что согласится. В конце концов, девчонке так действительно будет лучше, дырка — это дырка, а секс с Бьякуей всегда можно обменять на хорошую драку.
Он вызвал адскую бабочку и сказал одно слово: «Согласен». Бабочка взмахнула крыльями и, взлетев, пропала из виду. Кенпачи не докурил трубку и до середины, как от Бьякуи вернулся ответ: «Когда мне приступать к своим обязанностям?»
— А можешь прямо сейчас, — выдохнул Кенпачи дым на бабочку, и та исчезла.
Бьякуя появился через час. Принес с собой письменные принадлежности, контракт Рукии и требовательно посмотрел на Кенпачи.
— Делай, что считаешь нужным, — махнул он рукой. — Мне это неинтересно.
— У меня почти все готово.
Кенпачи лениво прочитал новый контракт. Условие — пожизненное рабство с согласия будущего раба — осталось прежним. Изменилось только имя. Бьякуя взял Кенпачи за руку и надрезал тыльную сторону его ладони, сцеживая кровь на бумажный лист. Потом полоснул по руке себя, и их кровь смешалась. Лист вспыхнул ядовито-зеленым светом запретного кидо.
— Все.
Бьякуя стоял перед ним, опустив руки вдоль тела, и смотрел в пол.
— И долго ты собираешься изображать жертву?
— Вы должны объявить условия.
— Да ты просто королева драмы, Кучики, — усмехнулся Кенпачи. — Значит, слушай условия.
Кенпачи тяжело поднялся, прошел вглубь дома и поманил за собой Бьякую. В личную спальню Кенпачи хода не было никому — кроме Ячиру. Но и та уважала право Кенпачи на уединение.
— Трахаться будем здесь, так что если зову — можешь тащить свою задницу прямо сюда. Это понятно?
— Вполне.
— Кроме ебли мне от тебя ничего не нужно, но ебля будет разной, все время одна поза — это скучно.
— Разумеется.
— Приходишь, когда зову. Если не можешь — то пишешь мне, что не можешь, говоришь, когда освободишься и придешь. Это тоже ясно?
— Да, это приемлемо.
— Вместо секса ты можешь предложить мне подраться. Скорее всего, я соглашусь, но, может, и нет. Или наоборот — я могу предложить. Ясно?
— Да.
— За несоблюдение моих правил и моих приказов тебя будет ждать наказание, а за хорошее поведение — поощрение. Наказание и поощрение я буду выбирать сам. Согласен?
— Да.
Закладная вспыхнула, зеленый свет изменился на красный, в комнате сначала похолодало, потом так же резко потеплело. А через миг затихло.
— Отлично, — Кенпачи потянулся и сбросил косоде. — Сунь мой экземпляр на полку и скидывай с себя шмотки.
Бьякуя аккуратно сложил письменные принадлежности, свою копию контракта опустил во внутренний карман и принялся раздеваться. Кенпачи не хотел трахаться прямо сейчас, на мужиков у него вставало крайне редко, под очень большое настроение, но интересно было посмотреть, что он в итоге приобрел — кроме обычных закидонов Бьякуи, конечно.
А тот уже развязывал пояс и снимал хакама, двигаясь сосредоточенно и неторопливо. Кенпачи запер дверь — на всякий случай, приглушил лампы и расположился на кровати. В их слабых лучах кожа Бьякуи словно светилась, лицо он прятал за прядями волос.
Одежду он аккуратно сложил на полу, сверху на стопку кинул кенсейкан. Потом выпрямился, встал перед Кенпачи и глянул скучающе.
А Кенпачи рассматривал Бьякую. Длинный мягкий член, аккуратно выстриженная мошонка, голый лобок — Бьякуя следил за собой. Кенпачи мог бы поклясться, что задница у него была тоже бритая и гладкая.
— Подойди ближе и повернись.
Когда Бьякуя подчинился, Кенпачи приподнялся, оттянул одну ягодицу, чувствуя, как самообладание Бьякуи идет трещинами и он дергается.
Ну точно. Гладкий, как девица. Кенпачи почувствовал, что возбуждается. Он потер судорожно сжавшуюся дырку, подушечки пальцев защекотали складки, а Бьякуя судорожно втянул в себя воздух.
— Эй, — негромко сказал Кенпачи, — не трясись. Это же я.
— Я могу попросить заменить секс дракой?
— Сейчас — нет.
Бьякуя судорожно вздохнул и склонил голову, принимая ответ.
— Ты не сможешь откладывать начало вечно. Чем раньше ты привыкнешь, тем лучше.
— Это разумно.
Кенпачи видел, как плечи Бьякуи медленно расслабляются.
— Я готов, — сказал он, и Кенпачи продолжил трогать его дырку.
Изредка по телу Бьякуи прокатывалась дрожь. Кенпачи было интересно, от чего она зависит. Он обнаружил, что если не давить грубо, а легко касаться ягодиц вокруг отверстия, Бьякуя дрожит сильнее.
— Может, надо было начать с минета? — задумался Кенпачи вслух.
— Не могу гарантировать, что меня не вырвет, — сдержанно ответил Бьякуя.
— Тогда терпи.
Дырка понемногу раскрывалась, теплая и влажная от пота, Бьякуя грациозно переступал с ноги на ногу, и от движения ягодиц перед глазами у Кенпачи встал так, что закружилась голова. Но он продолжал поглаживать Бьякую, неглубоко толкался в него пальцем и слушал загнанное дыхание.
Когда Кенпачи зашуршал тканью, развязывая пояс, Бьякуя так резко дернулся, что отстранился. Но через миг взял себя в руки и снова расслабился.
Фундоши спереди стали влажными от смазки, и Кенпачи просто сдвинул ткань в сторону, высвобождая член. Провел неторопливо кулаком сверху вниз и начал быстро дрочить, второй рукой теребя задний проход Бьякуи.
При мысли, что он совсем скоро вставит в эту дырку, Кенпачи кончил с хриплым криком. Сперма брызнула на поджавшиеся ягодицы Бьякуи и потекла по промежности густыми каплями.
Бьякуя застыл, и Кенпачи оглушительно шлепнул его заднице.
— Свободен.
Бьякуя повернулся, и сквозь каменную маску проступило недоумение. Он старательно отводил взгляд от паха Кенпачи.
— Значит, на сегодня все? — голос звучал ровно. Почти. И почти как обычно. Но Кенпачи слышал в нем надлом и чувствовал едва заметную дрожь.
— Да. Жди вызова.
Бьякуя склонил голову и начал одеваться. Вытираться он не стал, где ванная, тоже не поинтересовался.
После того как захлопнулась дверь, Кенпачи откинулся на подушки и закрыл глаза. Бьякуя оказался очень скучным, но дело было сделано. Если не выгорит с сексом, будут драться.
Глава 2
Бьякуя думал, что ничего страшного не произойдет? Правильно думал. Ничего страшного действительно не произошло, Зараки Кенпачи оказался, во имя всех богов, деликатным и даже чутким. И от этого ситуация была еще более тошнотворной. Если бы Кенпачи молча его отымел, было бы, как ни странно, легче. Проявление участия делало Бьякую совсем жалким. В довершение всего Кенпачи, кончая, так полыхнул реяцу, что любой другой своими силами оттуда бы не ушел, да и Бьякуя еще долго переводил дыхание.
Бьякуя отправился прямиком к источникам, погрузился по самый подбородок и постарался расслабиться. К горлу подкатывала тошнота, а к ягодицам он не мог прикоснуться — все время казалось, что кожу жжет сперма Кенпачи.
Бьякуя представил его возбужденное лицо и огромный член с красной натертой головкой — сколько Бьякуя ни отводил взгляд, все равно хорошо рассмотрел его среди складок полуспущенных хакама. Скоро этот член окажется в его прямой кишке. Бьякую снова затошнило.
Единственная мысль приносила облегчение — Рукии через все это проходить не придется.
«Почему ты думаешь, что ей было бы так же плохо?»
Голос Сенбонзакуры отразился от шершавых стволов.
«Прекрати».
«Женщины мыслят иначе. Капитан Зараки — привлекательный мужчина».
«Нет. Нет, — Бьякуя закрыл глаза, глубже погружаясь в себя. — Мой собственный занпакто считает Зараки привлекательным».
«Я просто более объективен, — усмехнулся Сенбонзакура. — Рукии могло бы понравиться».
«Если ей понравится Зараки. Или Хицугая. Или Ичиго — кто угодно — я не буду чинить препятствий. Она взрослая и сама может решить, с кем спать. — Бьякуя вздохнул. — Но не так. Только не так».
«Ты слишком напряжен, — Сенбонзакура зашелестел, обнимая его водоворотом мягких душистых лепестков. — Расслабься и попробуй об этом не думать. Завтра ты посмотришь на ситуацию иначе. Кстати, ей нравится Ренджи».
Бьякуя вспомнил о разговоре, когда проснулся рано утром от пения птиц. На душе было слишком легко, и он принялся перебирать события вчерашнего дня. Последний из заговорщиков отправлен за решетку, а Рукия оказалась свободна. Свободна!
Худшее, чего боялся Бьякуя, не произошло. Контракт оказался у него в руках. Конечно, пришлось заплатить, но сейчас цена представлялась ему, как минимум, соразмерной. Бьякуя верил, что сможет справиться с Кенпачи. Главное, что сейчас в клане и душе воцарилось спокойствие.
Утром Рукия попросила о встрече, и Бьякуя догадывался, о чем пойдет разговор. Так и оказалось.
— Дорогой брат, — сестра сидела, склонив голову, и крутила в пальцах край рукава, — могу я узнать, что произошло с контрактом?
— Я выкупил его, — ответил Бьякуя, отпивая немного чая. Если Рукия будет расспрашивать о цене, придется как-то выкручиваться.
— Я готова посвятить свою жизнь клану, чтобы возместить расходы, которые он понес из-за моего решения.
Бьякуя отставил чашку и накрыл ладонь Рукии своей.
— Твое решение было правильным, мне не в чем упрекнуть тебя. И траты не имеют значения по сравнению с твоим счастьем и безопасностью. Большие возможности позволяют защищать семью, для того они и существуют.
Рукия вскинула голову и улыбнулась так радостно, что у Бьякуи защемило сердце.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива, — Бьякуя легонько сжал маленькую ладонь и убрал руку.
И тут Рукия повисла на нем, крепко обнимая.
— Спасибо, дорогой брат! Спасибо, спасибо. — Бьякуя чувствовал, как на шею капают ее слезы. — Для меня это было очень важно.
Бьякуя обнял ее в ответ и замер на несколько секунд, наслаждаясь редким чувством единения.
— Ты можешь быть свободна.
— Спасибо! — Рукия вскочила, быстро чмокнула Бьякую в щеку и умчалась.
— Ну, — Сенбонзакура материализовался на месте, где совсем недавно сидела Рукия. — Я же говорил — сегодня ты все воспримешь иначе.
— Ты прав. Рукия — она важнее всего.
— Даже важнее твоей задницы, — с усмешкой подтвердил Сенбонзакура.
— Ты слишком много времени проводишь с Забимару,— заметил Бьякуя. — Он плохо на тебя влияет.
Сенбонзакура только качнул головой — волосы, собранные в хвост, растеклись по плечам — и пропал.
Тем же вечером Бьякуя послал слугу в магазин интимных услуг — приобрести несколько эротических наборов и необходимую литературу. К следующему появлению у Зараки он обязательно подготовится.
Вечером, смазывая задний проход и вставляя пробку, Бьякуя морщился от саднящей боли. Это оказалось и вполовину не так неприятно, как он думал.
Ложась спать, Бьякуя никак не мог устроиться на жестком футоне. Наконец, боль прошла и Бьякуя задремал. А когда повернулся, чтобы размять затекшие ноги, тело прошила волна острого сильного наслаждения. Задний проход горел, пробка при каждом движении терлась о стенки прямой кишки, доводя до исступления.
Бьякуя обхватил член, застонал и начал дрочить, сжимаясь вокруг пробки и ерзая. Было так хорошо и порочно, что на глазах выступили слезы. Бьякуя кончил, кажется, всем телом — извиваясь и вскрикивая.
Обессиленный, распластался по футону и закрыл глаза, успокаивая дыхание. Руки и ноги дрожали, но пробка все еще распирала задний проход. Удалять ее не хотелось, было слишком хорошо и томно.
О Бьякуе Кенпачи вспомнил через неделю, на общем собрании у старика. Последние дни выдались суматошными, и о делах отряда даже думать не хотелось. Из Академии прибыло шумное пополнение, Кенпачи был занят проверкой новичков на вшивость. Слабаков подбросил Унохане, сделав вид, что он тут ни при чем, а оставшихся каждый вечер вбивал в стены тренировочного зала. Зато сегодня он мог сказать Ямамото, что его приказ закончить укомплектовывать отряд выполнен — и пусть уже отъебется от Одиннадцатого.
Бьякуя выглядел собранным и холодным, Кенпачи задумчиво следил, как меняется выражение его лица в зависимости от того, кто брал слово. Решался вопрос о восстановлении в должностях вайзардов, и Кенпачи в кои-то веки было интересно происходящее.
Когда Бьякуя выступил вперед и заговорил, Кенпачи слушал звук его голоса, смотрел, как двигаются губы, и думал, что сегодня можно расслабиться. Он очнулся, когда Бьякуя закончил речь и вернулся на свое место. Еще бы вспомнить хоть слово.
Расходились капитаны медленно — переговаривались, продолжая обсуждение; мерно журчали голоса. Бьякуя остался рядом с Ямамото и Укитаке, внимательно слушая, и Кенпачи пошел прочь. За дверью своих капитанов дожидались Абарай и Рукия. На плечо Кенпачи прыгнула Ячиру и обняла за шею.
— Капитан Зараки! — широко улыбнулся Абарай.
Рукия просто коротко поклонилась, открыла рот, потом закрыла, потом снова открыла.
— Говори уже, — лениво сказал Кенпачи.
— Я всего лишь хотела поблагодарить вас за ваше великодушие.
Кенпачи хмыкнул. Значит, Бьякуя не сказал сестре, что обменял ее свободу на свою задницу.
— Не благодари, это была просто сделка.
— Я понимаю, — тихо сказала Рукия, — но мое благополучие важно для брата. И он признателен вам за содействие.
— И не только он, капитан Зараки, — хрипло сказал Абарай, стискивая плечо Рукии. А та даже руку сбрасывать не стала, только придвинулась чуть ближе — совсем немного. Кенпачи присвистнул про себя. И правда — удачно получилось.
Бьякуя вышел в сопровождении Укитаке, скользнул по Кенпачи непроницаемым взглядом и обратился к Абараю:
— Ренджи, я хочу, чтобы ты договорился с подрядчиком прямо сейчас. Все бумаги у меня в кабинете, отнеси их ему и, — он кинул взгляд на Рукию, — можешь быть свободен.
— Да, капитан! — гаркнул Ренджи и умчался.
Рукия и Укитаке ушли неторопливо, и Бьякуя повернулся к Кенпачи, глядя потемневшими глазами.
— Жду тебя через час, — сказал Кенпачи и потянулся.
Бьякуя застыл, потом церемонно кивнул:
— Капитан Зараки, лейтенант Кусаджиши, прошу меня простить, — он развернулся и пошел прочь.
Кенпачи смотрел на прямую спину и представлял, как под слоями ткани двигаются мышцы.
— Что это с Бьякусиком?
Кенпачи перехватил Ячиру, взяв за шкирку, и внимательно посмотрел ей в глаза:
— Про Кучики ни слова. Чтобы никто не знал. Уговор?
Ячиру с напускной важностью сложила руки на груди и заявила:
— Я хочу за это конфет.
— У тебя же полно конфет? — удивился Кенпачи.
— Не могу же я согласиться, не торгуясь, — лукаво улыбнулась она.
— Засранка, — Кенпачи посадил ее на спину и побежал в сторону казарм Одиннадцатого. — Будут тебе конфеты.
Дома, в душе, Кенпачи пытался понять, почему Ячиру не стала, по обыкновению, ехидничать. Деликатностью она не отличалась, сообразить, что к чему, должна была сразу — про Рукию она знала и даже немного ревновала.
Натянув чистые хакама и оставляя мокрые следы на теплых досках пола, Кенпачи пошел на поиски.
— Слышь, мелкая, — Ячиру оторвалась от разрисовывания белых листов разноцветными кругами, — больше ничего не хочешь сказать?
Ячиру усердно вела ярко-розовую линию, даже высунула язык. Кенпачи терпеливо ждал. Наконец, она закончила — получился кривоватый круг с квадратами-глазами — и отложила фломастер.
— Мне нравится Бьякусик, — пожала она плечами и улыбнулась. — А у Кенпачика должно быть самое лучшее.
— Охренеть, — Кенпачи рассматривал творчество.
— Я придумываю новую обложку для специального выпуска альманаха ЖАШ, — гордо сказала Ячиру.
— Не хватает сисек, — раскритиковал Кенпачи.
— Это потом, — отмахнулась Ячиру, — сначала идея.
По мнению Кенпачи, сиськи были тоже ничего так идеей, но спорить он не стал. Приближалась знакомая реяцу, и Кенпачи пошел к себе. Не самый подходящий момент думать о том, что Ячиру повзрослела. И о том, почему она на самом деле не возражает против Бьякуи. «У Кенпачика должно быть самое лучшее?» Чушь. Осталось выяснить, чего она за это хочет. Кроме конфет, конечно.
Бьякуя его уже ждал. Он казался намного спокойнее, чем в прошлый раз. Стоял расслабленно, полуприкрыв глаза и осторожно осматривался. Без кенсейкана, шарфа и хаори, в простом шихакушо, Бьякуя и сам казался проще. А еще — моложе. Кенпачи как-то не задумывался о его возрасте, но сейчас казалось, что Бьякуя совсем щенок. Кенпачи почесал живот — может, в этот раз все будет не так сложно.
— Ложись на бок, хакама спусти до колен, — он ткнул пальцем в сторону кровати.
Бьякуя посмотрел изумленно, но подчинился. Кенпачи не хотелось объяснять, его достала эта неделя, кажется, за нее он говорил больше, чем за последние полгода. Все, что ему хотелось, — трахнуться.
Бьякуя укладывался неторопливо, так же неторопливо приспустил хакама и затих. Челка закрывала глаза, и это было к лучшему.
Кенпачи подошел и отодвинул в сторону ткань фундоши. Дырка казалась расслабленной, припухшие края покраснели. Кенпачи толкнулся пальцем внутрь. Тугие мышцы обхватили палец, но в этот раз он прошел без особых усилий.
— Растягивал себя? — хрипло спросил Кенпачи.
Возбуждение опускалось вдоль позвоночника спиралью, и он сунул руку в вырез хакама, трогая себя между ног.
— Да.
— Хорошо.
Кенпачи вытащил полувозбужденный член, обнажил головку и провел вдоль расщелины Бьякуи. Тот напрягся, но тут же постарался расслабиться — Кенпачи видел, как сжалась, а потом приоткрылась дырка.
Кенпачи продолжил массировать ее членом, чувствуя, как он все больше твердеет. Чуть нажимая, он погружал головку в Бьякую, и тот каменел всем телом, тяжело выдыхая. Жар головокружительного возбуждения накатил неожиданно, и Кенпачи отстранился, оглядываясь в поисках смазки. Дернул какой-то ящик, нашел стеклянный флакон. Смазку в свое время покупал Юмичика, и Кенпачи почти ждал какого-нибудь душного цветочного запаха, но она ничем не пахла.
Налив в горсть, Кенпачи быстрым движением смазал себя и подошел к Бьякуе. Тот лежал в прежней позе, и Кенпачи больше не церемонился. Прижал головку к дырке, немного надавил, а потом толкнулся бедрами, вонзаясь в горячую плоть.
Мышцы сжали член с такой силой, что Кенпачи чуть не кончил, а Бьякуя выгнулся с хриплым придушенным стоном, отчаянно сжал ноги и вцепился в покрывало. Кенпачи взялся за бедра, толкнулся глубже, вставая поудобнее. И задвигался широко и размашисто, выходя из Бьякуи наполовину при каждом толчке, а потом засаживая ему до самого конца.
Глава 3
Ягодицы, задний проход, мошонка — все свело от чудовищной боли. Бьякуя вцепился зубами в подушку, чтобы не заорать, но слез сдержать не смог. Они текли из зажмуренных глаз, а Кенпачи каждым движением добавлял боли. От инородного тела внутри прямую кишку тянуло, до тошноты хотелось опорожниться, и Бьякуя отчаянно сжимал мышцы.
Кенпачи задергался сильнее, яйца прижались к промежности тугим мешочком, и Бьякуя почувствовал, что Кенпачи сейчас кончит. Член словно стал больше, Кенпачи хрипло зарычал, удушающая волна реяцу прижала к кровати — а потом задний проход начал заполняться теплой жидкостью. Она текла по саднящей промежности, хлюпала при каждом движении, и Бьякуя понял, что его трясет — все сильнее и сильнее.
Кенпачи коротко рыкнул, толкаясь до самого нутра, и навалился на Бьякую, дыша ему в шею горячо и загнанно. Бьякуя должен был остановить свою истерику. Должен успокоиться до того, как Кенпачи придет в себя. Он цеплялся за всплывающие в памяти обрывки знаний по технике медитации, пытался думать о благополучии Рукии и срочных отрядных делах, о том, что в его жизни случались вещи и пострашнее, но ничего не мог поделать.
Когда Кенпачи отстранился, а член выскользнул из растерзанного заднего прохода, Бьякуя сжал мышцы. Но по промежности все равно сочилась влага, спазмы и желание испражниться скручивали тело, и Бьякуя забился, срываясь в стон и расслабляя мышцы. Между ягодиц потекло — тепло, обильно и унизительно. Бьякуя рванулся и тут же оказался стиснут железной хваткой.
Кенпачи навалился на него, сгреб руками и ногами, прижал к себе и закрыл рот ладонью.
— Ори, — приказал он, и Бьякуя отчаянно замотал головой, вырываясь. — Ори, я сказал!
И Бьякуя закричал. Ладонь глушила почти все звуки, и Бьякуя кричал, пока не сорвал горло. Хватка Кенпачи ослабла, он слез с Бьякуи и улегся рядом, продолжая обнимать.
— Успокоился? — тихо спросил он.
Бьякуя ничего не видел из-за слез, все тело болело, а еще он лежал в луже собственных выделений. Его снова затрясло.
— Да мать же твою!
Кенпачи вскочил, сгребая Бьякую, перехватил занесенную для удара руку и поволок, матерясь сквозь зубы. Ногой открыл дверь в ванную; прямо так, в одежде, сунул под душ и встал сам.
В лицо ударили мелкие острые струи, Бьякуя поднял руки, защищаясь и мотая головой. Вода вдруг стало обжигающе холодной, дыхание перехватило, и Бьякуя вскинулся, отталкивая от себя Кенпачи.
— Раздевайся! — рявкнул тот и начал срывать с него косоде. Хакама, не поддерживаемые поясом, давно сползли на пол, фундоши намокли и неприятно липли к телу.
— Да пошел ты! — Бьякуя размахнулся, впечатывая Кенпачи в стену, ударил его коленом между ног — Кенпачи крякнул, складываясь пополам. А потом врезал по животу, и у Бьякуи посыпались искры из глаз.
Заломив ему руку, Кенпачи одним движением сорвал фундоши. Бьякуя застыл, переводя дыхание, и тут же почувствовал, что его отпустило. Ледяная вода, оказывается, пробирала до костей, он застучал зубами.
Кенпачи пошарил где-то рукой, и вода сразу потеплела. Потом грубо развернул Бьякую лицом к стене и сунул руку между ягодиц, промывая расщелину. Там все болело, кожу щипало, но позывы кишечника прекратились, и Бьякуя растерянно выдохнул.
Слезы мешались с потоками воды, и теперь Бьякуя просто стоял, не двигаясь, пока Кенпачи ополаскивал его ниже пояса. Потом он отстранился, и Бьякуя развернулся к нему лицом. Кенпачи мыл себя. Намыливал толстый член, натягивая кожицу на нем и обнажая покрасневшую головку, елозил широкой ладонью по мошонке, чуть проседая.
Смывая с себя мыло, Кенпачи искоса посматривал на Бьякую.
— Теперь-то все?
— Да, — разомкнул рот Бьякуя. — Я раньше никогда… У меня не было опыта. Благодарю.
— Не благодари, за эту хрень ты будешь наказан. — Кенпачи включил воду сильнее и запрокинул голову, подставляя лицо потоку. — Не сегодня, сейчас толку не будет. Послезавтра. Понял?
— Да, — Бьякуя ухватился за скользкую от воды стену.
— Сейчас валишь отсюда в мою кровать и там лежишь, пока не перестанет кровоточить жопа. С тряпьем что-нибудь придумаем. Принесешь, что ли, запас одежды сюда…
Бьякуя вышел из ванной, прикрыв за собой дверь. Идти было больно, в заднем проходе словно засел толстый штырь. Подошел к кровати, посмотрел на темное пятно, принюхался. Сперма. Никаких испражнений. От облегчения подкосились ноги, и он, сдвинув покрывало, рухнул на кровать. Прямую кишку все еще тянуло, но сейчас Бьякуя легко справлялся с этими позывами. Кенпачи что-то там говорил про кровь…
Он сунул руку себе в промежность, толкнул себе в задний проход, а потом поднес пальцы к глазам. Подушечки окрасились в алое.
Бьякуя сосредоточился на лечебном кидо и прижал ладонь к ягодицам. В прямую кишку потекло тепло, приглушая боль. Через несколько минут он решил, что ему достаточно. Если остались разрывы, он займется ими дома.
Кенпачи хлопнул дверью душа, заходил по комнате, но Бьякую охватило безразличие и оцепенение. В него прилетели какие-то тряпки — похоже, шихакушо Кенпачи. Бьякуя приподнялся на локте, смерил Кенпачи раздраженным взглядом и сбросил все на пол.
— Подними и подай нормально, — сухо сказал Бьякуя. — Я позволяю трахать себя, а не вытирать об меня ноги.
Кенпачи стоял, оторопело таращась, и удивленное выражение лица было донельзя комичным. Потом он наклонился, поднял вещи и начал их аккуратно складывать. Положив стопку одежды в ногах у Бьякуи, Кенпачи присел на кровать и сказал:
— Извини. Если хочешь, можешь идти.
Бьякуя поднялся и едва сдержался, чтобы не поморщиться. Боль не ушла, а, оказывается, спряталась в глубине тела. Ходить было все еще неприятно.
— Что-то в моем поведении намекает, что я могу захотеть остаться?
Хакама пришлось подвернуть на талии, в косоде он едва не утонул, но это была одежда, а в шунпо на Бьякую никто не обратит внимания.
— Не забудь про наказание, — сказал Кенпачи на прощание.
Бьякуя кинул на него еще один долгий взгляд — Кенпачи, голый, развалился на кровати и щурился, словно хищник.
Бьякуя ушел в шунпо прямо из комнаты.
Дома было тихо и прохладно, присутствия Рукии не ощущалось, и Бьякуя сбросил чужую одежду. Позже слуги сожгут это. После долгой ванны — словно он стремился отскрести с себя сегодняшнее — Бьякуя лег спать, но до самого утра смотрел в потолок с дрожащими росчерками теней.
После ухода Бьякуи Кенпачи не смог уснуть. Лежал без единой мысли в голове, пялился в стену. Мышцы после секса приятно тянуло, но на душе было погано. Проворочавшись до утра, он встал в дурном расположении духа и до обеда гонял отряд. Гонял бы дольше, но бойцы легли пластом, за исключением Иккаку и Юмичики, да и те держались на честном слове.
После обеда Кенпачи пришел в кабинет, взял бумагу, кисти с тушью и, провожаемый изумленным взглядом Юмичики, пошел к себе.
Долго смотрел на лист, думая, как половчее высказаться, но в итоге просто написал: «Я расторгаю контракт». Это показалось лучшим решением. Не то чтобы Кенпачи смущала моральная сторона дела — но с Бьякуей оказалось слишком много проблем. Кенпачи не хотел задумываться, насколько хреново Бьякуе будет после траха, еще меньше хотел вытирать ему сопли. Но намного больше его раздражала собственная реакция на Бьякую — оказывается, Кенпачи смутно желал, чтобы тому нравилось. Трах с кем-то, кто мучается так, как Бьякуя, вызывал отвращение. Перед началом всей этой канители дело представлялось исключительно незатейливым — они ебутся, иногда, может, дерутся, драться, к слову, намного больнее. Все просто, как медный кан. Но нет же, Бьякуя и здесь поставил все с ног на голову.
Отправив сообщение с дежурным рядовым, Кенпачи довольно зевнул и завалился на веранде. Солнце пригревало, и, проваливаясь в сон, Кенпачи чувствовал, как возвращается хорошее настроение.
Он проснулся, когда солнце ушло за крыши казарм, а тени протянулись через весь двор. Зевнул, оглядываясь, и к нему тут же подскочил рядовой, держа на весу бумажку.
— Отдай Юмичике, — отмахнулся Кенпачи, — я не собираюсь этим заниматься.
— Но, — рядовой переступил с ноги на ногу и втянул голову в плечи, — это ответ на вашу записку, капитан.
— Какую еще…
Кенпачи выхватил из рук сложенный листок, глянул на рядового так, что тот немедленно испарился, и развернул послание.
«Отказываюсь» — изящные штрихи иероглифов будто издевались над каракулями Кенпачи. Потом он вдумался в смысл. Отказывается? Хорошее настроение как рукой сняло. Какого хрена?
Кенпачи сунул записку за пояс и мрачно пошел к выходу. Пожалуй, кое с кем нужно потолковать.
Бьякуя диктовал Абараю зубодробительные числа, а тот водил линейкой по длиннющему бумажному полотну, когда Кенпачи открыл дверь.
— Кучики, что это за нахер?
Бьякуя поднял голову, покрутил шеей и сказал:
— Ренджи, выйди, пожалуйста, нам с капитаном Зараки нужно кое-что обсудить.
Ренджи настороженно переводил взгляд с Бьякуи на Кенпачи, потом поклонился и выскользнул из кабинета, тихо притворив дверь.
Бьякуя поставил локти на стол и сомкнул пальцы.
Кенпачи вытащил листок и встряхнул его.
— Какого хера это значит?
— Капитан Зараки, мне хотелось бы понять, чем вызван ваш отказ от… — Бьякуя споткнулся, — от сотрудничества.
— Тем, что мне это нахер не надо? — предположил Кенпачи. — Вытирать за тобой сопли и утешать после истерики?
Бьякуя прикрыл глаза и склонил голову.
— То есть, вы отказываетесь от сделки из жалости ко мне? — ровно спросил Бьякуя и посмотрел на Кенпачи в упор.
— Э-э-э…
— Я отказываюсь, капитан Зараки. Всего хорошего.
— Слушай, Кучики…
— Мне нечего добавить. Когда будете уходить, скажите, пожалуйста, лейтенанту Абараю, чтобы он возвращался.
Бьякуя потер переносицу и снова склонился над бумагами. Кенпачи тихо вышел, мотнул головой в сторону двери для Абарая и задумался, что он, мать вашу, опять сделал не так.
В казармах царила мертвая тишина. Встретившийся Кенпачи Юмичика сказал, что разогнал бойцов по онсенам и купальням, восстанавливаться, и Кенпачи рассеянно кивнул.
— Слушай, Аясегава…
— Да, капитан.
— Представь, что ты кому-то должен…
— Сколько? — деловито уточнил Юмичика.
— Дохера. Просто дохера.
— Угу, а кому?
— Знакомому. Так, не слишком близкому.
— Ага. И что?
— Он решил простить тебе долг. Что бы ты решил?
Юмичика задумался. Провел пальцем вдоль брови, трогая перышко, потом нахмурился.
— Знаете, капитан, я был бы недоволен. И, наверное, отказался бы.
— Почему?
— Сложно объяснить. Понимаете, когда я должен, я точно знаю, сколько, кому и за что. Все определенно и понятно. Но если мне прощают долг, я все равно чувствую себя обязанным. А еще меня лишили возможности от этой обязанности избавиться.
— Ясно. Свободен.
— Не за что, капитан, — улыбнулся Юмичика.
Мда.
На следующий день Кенпачи напомнил Бьякуе об ожидающем его наказании и подумал, что после, пожалуй, можно еще раз поговорить. А пока стоит приготовиться.
Бьякуя появился после заката — в руках стопка вещей, волосы аккуратно завязаны в хвост. Он вздернул бровь, взглянув на Кенпачи, и тот усмехнулся — одинаковые прически, это и правда смешно.
— Раздевайся, — сказал Кенпачи. — Одежду складывай в шкаф.
Бьякуя кивнул, положил вещи и начал разоблачаться. Голый, он прямо стоял перед Кенпачи, и тот погасил начинающееся возбуждение. Не сейчас.
— Объяснять, за что, не надо?
Кенпачи обошел Бьякую, у того поджалась мошонка.
— Нет.
— Хорошо, — он взял с кровати приготовленный заранее хлыст.
Глаза Бьякуи чуть расширились, но в остальном он остался невозмутим.
— А ты чего ждал? — развеселился Кенпачи, протягивая себя хлыстом вдоль бедра. Больно.
Бьякуя долго молчал и, наконец, ответил:
— Какого-нибудь секса.
— От секса я, Кучики, получаю удовольствие. Но мысль хорошая, подумаю. Разворачивайся, наклонись и обопрись руками о спинку кровати.
Кенпачи взмахнул хлыстом, и тот со свистом рассек воздух. Бьякуя безразлично наклонился, цепляясь руками, как было сказано, и выдохнул.
Кенпачи встал позади, посмотрел.
— Ноги шире.
Бьякуя послушно расставил ноги, в промежности качнулась мошонка. Стал виден вход, еще красный и растянутый, но не настолько, как ожидал Кенпачи.
— Кучики, запомни. Я буду тебя наказывать, а не играть в эротические игры.
— Заткнись и начинай уже.
— Это я так, чтобы ты знал. А то в ваших дорогих борделях еще и не такое предлагают.
Бьякуя ничего не ответил, только переступил с ноги на ногу. Кенпачи приложил хлыст к белым ягодицам, примерился и нанес первый удар. Бьякуя дернулся, но устоял. Кенпачи ударил еще раз, а потом еще, пытаясь почувствовать хлыст и найти удобный ритм. Бьякуя только молча вздрагивал.
Пятьдесят раз — прикинул для себя Кенпачи, перехватил хлыст поудобнее и начал пороть. Он клал удары ровно, по всей поверхности ягодиц, с силой опуская хлыст. По телу Бьякуи проходила дрожь, мышцы на руках вздулись венами, а пальцы побелели от напряжения.
Тридцать. Кенпачи поменял руку и продолжил бить. Розовые следы слились, потемнели до почти фиолетовой красноты, Бьякуя теперь прогибался, едва слышно всхлипывая, а от ягодиц тянуло жаром.
Сорок пять. Бьякуя что-то шептал. Кенпачи прислушался — тот считал удары.
— Ты сбился, — он снова ударил, — осталось три.
Раз. Бьякуя сжал ягодицы и хрипло выдохнул.
Два. Хлыст прошелся по набухшему рубцу, и по телу Бьякуи прокатилась сильная дрожь.
Три. Бьякуя застыл, а Кенпачи отошел и спрятал хлыст.
— Я закончил, можешь лечь.
Бьякуя с трудом выпрямился, растирая затекшие руки. Лицо у него было мокрое от пота, капли стекали на грудь, влажные пряди прилипли к вискам. Ягодицы были сплошь ярко-алого цвета и казались опухшими. Кенпачи погрузил полотенце в миску с холодной водой.
— Я отправлюсь домой.
— Поговорить надо.
Бьякуя, подошедший уже к шкафу, замер.
— Хорошо, — склонил он голову. — Я останусь.
Кенпачи смотрел, как он осторожно идет к кровати. Когда Бьякуя улегся, Кенпачи отжал полотенце и накрыл им пылающие ягодицы. Бьякуя с облегчением вздохнул и расслабился.
Глава 4
Иногда для блаженства нужно не столь много — например, прохладный компресс и немного тишины. Кенпачи подарил и то, и другое, за что Бьякуя был благодарен. Готовясь к наказанию, он действительно ожидал секса — чего-нибудь достаточно оскорбительного и неприятного. И опять ошибся. Следовало запомнить, что Зараки всегда имеет в виду то, о чем говорит. Если он говорит — «я накажу тебя», это означает просто «накажу», а не «получу удовольствие, наказывая тебя».
Бьякуя с трудом повернул голову, посмотрев на Кенпачи — тот возвышался над ним, скрестив руки на груди.
— Очухался?
На самом деле, нет — Бьякуя бы еще полежал, собираясь с мыслями, но это была непозволительная роскошь.
— Да.
— Хорошо.
Он присел на кровать, подвинув Бьякую — бедро согрело чужое тепло.
— Рассказывай, какого хрена ты учудил.
— Не понимаю, о чем ты.
— Прекращай, все ты понимаешь. Я про твой отказ расторгать контракт. Ну хочешь, я подарю его твоей сестре?
— Прекрати, — Бьякуя почувствовал гнев.
— Тогда объясни, какого хрена — так, чтобы я понял, что это за блажь.
Бьякуя глубоко вздохнул, стараясь обуздать раздражение. Ему давно не приходилось никому и ничего объяснять. Пожалуй, в последний раз он пытался облечь свои чувства в слова, когда разговаривал с Ичиго во время несостоявшейся казни Рукии. Ичиго его понял, может быть, потому что вообще обладал способность понимать без слов то, что было на душе.
Он собрался с мыслями.
— Твое предложение — великая милость.
— Да заткнись, просто…
— Сам заткнись, — Бьякуя облизал губы. — Существуют границы, которые просто есть. И согласие принять твой дар означает их разрушение. Я могу принять такой дар от кого-то очень близкого — от Рукии, от Ренджи, от Куросаки Ичиго. Но не от тебя. Ты никто и никогда не станешь «кем-то». Я останусь обязанным, и эта тяжесть отразится на мне сильнее, чем мелкие физиологические неудобства…
Бьякуя понимал, что у него не получается описать тот барьер, который не позволяет согласиться с Кенпачи. Не получается объяснить, почему он оказался так оскорблен предложением, которое подразумевает отношения на равных. Никогда Зараки Кенпачи не встать рядом. И все, о чем Бьякуя говорит, наверняка покажется ему бессмысленным и глупым. Но принять предложение Кенпачи — все равно что изнасиловать свою гордость.
Тот вдруг хмыкнул.
— Хочешь сказать, что не пристало от такого говна, как я, получать подарки.
Бьякуя почувствовал, что улыбается — горько.
— Если говорить примитивно, то да.
— Да куда мне, это ты у нас охренеть какой сложный. Ладно, — Кенпачи встал, и тепло бедра исчезло, — ладно, сам виноват. Знал же, что ты сплошная головная боль.
— Тогда почему…
— Да интересно было.
Послышалось журчание воды, а потом влажную согревшуюся тряпку сменила свежая и прохладная.
— Двигайся.
— Что?
— Двигайся, я сказал, собираюсь спать. Надоест лежать — найдешь выход.
Бьякуя перебрался на другой край кровати, всем телом чувствуя, как Кенпачи заваливается на кровать и устраивается поудобнее. Медленно текли минуты, а Бьякуя лениво размышлял, что так и не понял, было ли «ладно» Кенпачи отказом от своего щедрого предложения, или он просто решил изменить подход. С него бы сталось.
Бьякуя поднялся, когда жжение почти прекратилось, а ягодицы онемели. Правда, движения вызвали волну неприятных ощущений. Он замешкался, стоя рядом с кроватью и глядя на Кенпачи — во сне его лицо казалось мягче, чем обычно, жесткая линия рта сгладилась, темные пряди разметались по подушке. Бьякуя перевел взгляд ниже и отвернулся, пытаясь избавиться от неловкости — Кенпачи был возбужден.
Пальцы сомкнулись вокруг запястья, и Бьякуя вздрогнул. Кенпачи проснулся и смотрел вопросительно. Большой палец поглаживал основание ладони.
— Как руки?
— Они не пострадали.
Бьякуя мягко высвободился и пошел за одеждой. Если Кенпачи понадобится секс, он скажет. Бьякуя прятал смущение за неторопливыми сборами. Почему-то внушительный бугор на хакама казался ему более интимным, чем все, что происходило раньше.
Одеваясь, Бьякуя время от времени кидал взгляды на Кенпачи. И видел, что тот внимательно следит за ним, перевернувшись на бок и полуприкрыв глаза.
Кенпачи встал, когда Бьякуя собрался. Подошел вплотную, и Бьякуя мог почувствовать тепло, идущее от треугольника голой кожи на груди.
— Иди-ка сюда.
Бьякуя не двигался, лишь смотрел на Кенпачи, на его возбуждение.
— Это приказ?
— Нет.
Кенпачи сам качнулся навстречу, вплетая пальцы в волосы и распуская растрепанный хвост. Бьякуя подавил дрожь удовольствия. Это был запрещенный прием, главное, чтобы Кенпачи не догадался, как ему нравится. А тот продолжал разбирать спутавшиеся, еще влажные от пота пряди, и по коже Бьякуи бежали мурашки удовольствия.
Если Кенпачи не идиот — а он, все-таки, к сожалению, не идиот — он все поймет.
Тихий смешок разорвал тишину. Кенпачи взял Бьякую за плечи, повернул к себе спиной и прижался, одной рукой обнимая через грудь. Бьякуя застыл, почувствовал, как между саднящих ягодиц упирается твердый член. А Кенпачи снова запустил руки ему в волосы и принялся легко перебирать пряди.
Какую цель он преследовал? Член давил все сильнее, и Бьякуя тяжело задышал, пытаясь побороть панику. Может, он все-таки решил…
— Тише, тише…
Кенпачи немного отстранился, продолжая обнимать и ерошить волосы, член теперь не давил, лишь слегка касался ягодиц. Широкая ладонь жестко провела по шее, и Бьякуя задрожал.
— Прекрати, — вывернуться из объятий оказалось неожиданно легко, — мне пора.
Уходя в шунпо, Бьякуя не оглядывался и старался не думать, что больше всего его уход напоминает бегство.
Разговор с Бьякуей не дал ничего нового. Тот что-то нес про гордость и прочую чепуху, которая была от Кенпачи так же далека, как способность его занпакто разговаривать. Но стало понятно главное — Бьякуя скорее наложит на себя руки, чем откажется от контракта. Дубина. От всех этих заморочек начинала болеть голова.
Ладно, Кенпачи согласен потратить на Бьякую еще немного времени — и попробовать приручать к себе постепенно. Все равно в Готее чертовски скучно. Но для начала они подерутся. Может быть, это прочистит Бьякуе мозги. А может быть и нет.
Кенпачи решил начать на следующий день. Бабочку посылать не стал, просто завалился в кабинет к Бьякуе и предложил пройтись до полигона. Тот, побелев от злости, взял занпакто и любезно сообщил, что готов потратить время на животное, которому давно не указывали на его место. Кенпачи только расхохотался — похоже, Бьякуя действительно был в бешенстве. Могла выйти хорошая драка.
Дальний полигон, принадлежавший Второму отряду, пустовал. Вполне возможно потому, что именно его облюбовал Одиннадцатый для тренировок. Красноватые глыбы камня громоздились тут и там, словно великан рассыпал свои игрушки. Половину полигона занимало бывшее болото, сейчас представлявшее собой потрескавшуюся равнину с редкими пучками пожухлой травы. Слишком много реяцу — так сказал однажды Маюри.
Бьякуя сбросил хаори первым, хаори Кенпачи спланировало рядом. Сдерживая рвущееся наружу предвкушение, Кенпачи широко оскалился. Бьякуя словно светился и пульсировал — силой, злостью, яростью. Пальцы уверенно сжимали рукоять занпакто, кисть вращалась легко и расслабленно. Он нанес первый удар, и Кенпачи заблокировал его, чувствуя дрожь скрещенных клинков.
— И это все, Кучики?
И тут же уклонился, атакованный сзади. Меч Бьякуи распорол косоде, оцарапав кожу, и Кенпачи захохотал, атакуя в ответ. От столкновения двух реяцу ближайшие скалы разлетелись на мелкие куски, просыпавшись на землю пыльными обломками.
Бьякуя, с горящими глазами, замер перед Кенпачи, направив клинок острием в землю. Губы шевельнулись:
— Цвети, Сенбонзакура. Бан-кай.
Кенпачи сорвал повязку.
Густая реяцу Бьякуи ударила в грудь, рот наполнился кровью, а от свиста миллионов стальных лепестков заложило уши. Кенпачи ударил с размаху, рассекая текущий от Бьякуи поток силы, надавил, стараясь пробить защиту.
Над их головами взмыла сияющая сфера танцующих клинков, и плечо Кенпачи обожгла боль. Хорошо! Хорошо-хорошо-хорошо! Кровь струилась по спине и отдавалась на языке тяжелым привкусом железа, и Кенпачи бросился вперед, сминая стальной вихрь. Бьякуя в разорванном косоде и с грудью, залитой кровью, отбил атаку, припав на одну ногу, и Кенпачи отшвырнуло назад.
Неуловимое движение за спиной заставило швырнуть тело вправо, сталь вспорола воздух, и Кенпачи стремительно перекатился, бросаясь на открывшегося Бьякую. Клинки столкнулись с оглушительным звоном, после которого воцарилась тишина такая пронзительная, что закружилась голова.
Кенпачи стоял вплотную к Бьякуе, и между ними были только их скрещенные мечи. Лезвия вибрировали, и дрожь катилась от них через руки по всему телу. Вокруг вился вихрь из лепестков.
Кровь Бьякуи пахла знакомо и сладко, и Кенпачи лизнул его в щеку, собирая языком соленую жидкость. Бьякуя широко распахнул глаза.
Кенпачи провел ладонью по голому плечу, сжал порез, оставленный собственным мечом, и Бьякуя скривился, когда потекла кровь.
— Животное.
Кенпачи вместо ответа сунул руку Бьякуе в пах, обхватил возбужденный член и сжал. На лице Бьякуи появилась сначала растерянность, потов гнев, потом он замкнулся в себе и расслабился.
Кенпачи убрал руку и одновременно с этим — клинок. Бьякуя замешкался на долю секунды, запечатывая занпакто.
Реяцу разошлась от них одним мощным всплеском, снося со своего пути каменные глыбы, выворачивая пласты земли и выкорчевывая кусты.
Наступившая тишина нарушалась потрескиванием камней и шорохом песка. Бьякуя облизал губы, и Кенпачи почувствовал, что повторяет за ним.
— Покажи свой зад, — в горле першило.
— С ним все в порядке, — Бьякуя тоже говорил хрипло.
— Я хочу посмотреть, — возбуждение впилось в яйца. — Вперед.
— Это секс?
— Да, черт побери!
Бьякуя рванул пояс — хакама соскользнули к ногам — и повернулся спиной. Кенпачи поднял полы косоде, открывая ягодицы, и надавил на спину, вынуждая Бьякую наклониться. Провел рукой по темным следам, оставшимся от порки, — они покрывали всю поверхность ягодиц — сжал, чувствуя, как вздрогнул Бьякуя и как собственный член чуть не зазвенел от напряжения.
Когда Кенпачи присел на корточки, лицо оказалось напротив задницы. Он осторожно обхватил ладонями половинки и провел языком вдоль расщелины. А потом начал вылизывать закаменевшие ягодицы. Бьякуя вздрагивал от каждого прикосновения сильнее, чем во время порки.
Кенпачи протолкнул руку в промежность, сжал тяжелые яйца и начал массировать основание твердого члена. Теперь Бьякуя дрожал, но Кенпачи продолжал его гладить — и дрожь стала утихать, пока совсем не прекратилась. Сейчас Бьякуя стоял, наклонившись, и только изредка переступал с ноги на ногу. Кенпачи хотел эту дырку — прямо сейчас, насухую, пока не прошла горячка боя. Но он лишь позволил себе раз толкнуться языком внутрь.
Тяжело дыша, Кенпачи отпрянул, запустил руку в фундоши и хрипло вскрикнул, сжимая мокрый и скользкий член. Он дрочил, не вынимая его, головка терлась о ткань, в глазах темнело от удовольствия — и Кенпачи видел только подтянутые темные ягодицы, белые бедра и спину.
Кенпачи кончил, когда Бьякуя переступил с ноги на ногу и сжался. Сейчас они застыли оба, и Кенпачи досадовал на собственный срыв. Но искушение было слишком велико — увидеть, потрогать, сделать. Сперма стекала с кулака, Кенпачи вытащил руку и вытер ее о хакама.
Бьякуя молча одевался, и было даже интересно, какое у него сейчас выражение лица. Оказывается, растерянное.
— Бывай, Кучики, — Кенпачи отсалютовал мечом и побежал прочь. После драки было слишком хорошо, чтобы забивать голову Бьякуей. Больше Кенпачи не будет совершать ошибок, только и всего.
Окончание в комментариях
Автор: Пухоспинка
Беты: Becky Thatcher, Emberstone
Размер: миди, 12 200 слов
Пейринг/Персонажи: Зараки Кенпачи/Кучики Бьякуя, упоминаются другие пейринги
Категория: слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: из-за стечения обстоятельств Бьякуя вынужден продать себя Зараки Кенпачи
Предупреждения: слэйв, ООС, порка, даб-кон, харт/комфорт, капитаны бы никогда, свадьба в конце порнофильма (с)
Ссылка для скачивания: .doc
Читать дальшеГлава 1
Бьякуя задумчиво смотрел на испещренный иероглифами лист простой рисовой бумаги.
Последние месяцы оказались трудными. Внутриклановая борьба вышла на уровень, о котором Бьякуя еще год назад не мог помыслить. Он всегда считал, что держит в поле зрения всех возможных смутьянов и контролирует семейный бизнес.
Во время четко спланированного покушения выяснилось, как Бьякуя ошибался — погибло с десяток слуг, под угрозой оказалась жизнь Рукии. О себе он не думал, лишь досадовал, что нападающие в чем-то правы: будь он достаточно силен, до попытки переворота дело бы никогда не дошло.
Теперь, когда заговорщики отправились в Улей, в клане был наведен порядок, а недовольных не осталось, лежащий перед Бьякуей лист оставался последней проблемой.
Снова и снова перебирая в памяти детали рассказа Рукии, Бьякуя не мог не признать, что она действовала хоть и импульсивно, но в целом — верно. Жизнь тридцати детей в обмен на себя и свою свободу — хорошая сделка. Бьякуя не был уверен, что в аналогичной ситуации поступил бы так же, однако Рукия всегда была рассудительнее и спокойнее, чем он.
Теперь Бьякуя смотрел на бумагу, от которой за милю несло запрещенными искусствами, и задавался вопросом: что дальше?
Лидер банды, организовавший нападение на поместье, тот, у кого Рукия обменяла свою свободу на детей, откупился рабским контрактом от настигшего это Зараки. За это тот позволил отбросу бежать, и гнев рвал Бьякую в клочья. В то же время он признавал, что все могло обернуться намного хуже. Например, преступника нагнал бы кто-нибудь другой, закладная могла очутиться неизвестно где и неизвестно в каких руках. А лидера он все равно потом уничтожил.
Зараки же был достаточно благороден, чтобы сообщить Бьякуе о своей добыче. Он не шантажировал, просто сказал: «Я не хочу, чтобы ты узнал об этом от черт знает кого, — Зараки смотрел тяжело, и от всплесков его реяцу потрескивали стены. — Твоя сестра меня устраивает, обижать не буду». И ушел.
Бьякуя в гневе сжал пальцы и почувствовал, что задыхается. Рукия давно стала взрослой, она была готова отвечать за свои поступки и хорошо представляла, что ее может ждать из-за этого контракта. Помимо рабства как такового, в случае огласки она окажется в Улье — за причастность к использованию запрещенного кидо. Но она ни минуты не жалела.
«Их тридцать человек, дорогой брат, — она смотрела в пол, но выглядела решительно, — некоторые совсем маленькие, эти шинигами, родившиеся в Сейрейтее. Как я могу сожалеть? Но мне грустно, что я огорчила вас».
Пришлось унизиться до того, чтобы догнать Кенпачи. Прежде чем начинать переговоры, Бьякуя должен был точно узнать, что тот потребует от Рукии. И как собирается ею воспользоваться. Вариантов была масса. Один из них — женитьба. Таким образом Зараки становился единственным наследником мужского пола и обретал влияние столь же большое, каким обладал сам Бьякуя. Второй вариант — выгодная продажа. Двенадцатый отряд заплатил бы половину своего годового бюджета, чтобы иметь возможность ставить опыты над шинигами уровня лейтенанта. Но у Бьякуи много денег, чем кто-либо мог дать, он всегда предложит больше.
Однако стоило догадаться, что все это чересчур сложно для Зараки. Тот слишком животное и слишком глуп, чтобы задумываться о выгоде. Ему лишь нужно было…
— Что? — Бьякуе казалось, что он ослышался.
— Я собираюсь ее иногда ебать, — пожал плечами Зараки. — Обычные души мрут, трахаясь со мной, а шинигами послабже заболевают. Твоя сестра сильная, я знаю, я с ней дрался.
Бьякуя судорожно стискивал пальцы, пытаясь унять ярость.
— Я готов заплатить столько, что тебе хватит купить любую женщину с любой духовной силой.
— Зачем мне эти коты в мешках? У меня уже есть такая женщина, твоя сестра. И не дергайся, я буду бережен. Я вообще не обижаю женщин. — Кенпачи вдруг посмотрел с любопытством. — А ты готов подложить под меня любую, лишь бы убрать Рукию подальше, да?
— Моя сестра будет обесчещена. Ты мог бы жениться на ней. Тебе даже не обязательно селиться в поместье…
— Кучики, не держи меня за идиота. Мне нахер не нужен твой клан, я хочу убивать от одной мысли, что придется заниматься какими-то делами и ходить хоть на одну церемонию в год. Мне наплевать на честь твоей сестры, мне просто нужна дырка.
Наверное, дедушка был прав, когда говорил, что Бьякуе нужно избавиться от своей импульсивности. С другой стороны, Бьякуя не видел иного пути.
— Если тебе нужна просто, как ты выразился, дырка, я предлагаю себя. Как минимум одна у меня есть. И меня точно не разорвет твоя реяцу, со мной ты тоже сражался.
Кенпачи молчал и только глядел, прищурившись, а потом изрек:
— Посмотрим.
И вот сейчас Бьякуя сидел, изучал лист закладной и ждал решения Кенпачи. О себе он больше не думал — решение принято. Точка. Осталось смириться с его последствиями.
***
То, что Бьякуя попытается выкупить свою сестру, Кенпачи ожидал. Он слишком трясся над Рукией, чтобы все так и оставить. И Кенпачи хотел поскорее провести этот неприятный разговор, потому что Бьякуе, по сути, нечего было предложить. Место в клане? Если понадобится, он возьмет его силой. Деньги? У Кенпачи их было столько, что он не знал, куда их тратить.
Чего Кенпачи не ожидал, так того, что Бьякуя предложит взамен Рукии себя. Наверное, это был единственный логичный и разумный ход, но он настолько не вязался с капитаном Кучики Бьякуей, что Кенпачи даже не пришло в голову размышлять о чем-то подобном.
Он не ответил сразу, потому что хотел обдумать плюсы и минусы предложения. Оставляя Рукию у себя, он обзаводился несколькими врагами. Заменяя ее на Бьякую, Кенпачи обзаводился всего лишь одним — самим Бьякуей, и это его как раз волновало мало. Однако Рукией можно было управлять, а Бьякуя — бочка с меносами, готовая взорваться в любой момент. Но сидя с трубкой на веранде и глядя на жемчужно-пестрый закат, Кенпачи уже знал, что согласится. В конце концов, девчонке так действительно будет лучше, дырка — это дырка, а секс с Бьякуей всегда можно обменять на хорошую драку.
Он вызвал адскую бабочку и сказал одно слово: «Согласен». Бабочка взмахнула крыльями и, взлетев, пропала из виду. Кенпачи не докурил трубку и до середины, как от Бьякуи вернулся ответ: «Когда мне приступать к своим обязанностям?»
— А можешь прямо сейчас, — выдохнул Кенпачи дым на бабочку, и та исчезла.
Бьякуя появился через час. Принес с собой письменные принадлежности, контракт Рукии и требовательно посмотрел на Кенпачи.
— Делай, что считаешь нужным, — махнул он рукой. — Мне это неинтересно.
— У меня почти все готово.
Кенпачи лениво прочитал новый контракт. Условие — пожизненное рабство с согласия будущего раба — осталось прежним. Изменилось только имя. Бьякуя взял Кенпачи за руку и надрезал тыльную сторону его ладони, сцеживая кровь на бумажный лист. Потом полоснул по руке себя, и их кровь смешалась. Лист вспыхнул ядовито-зеленым светом запретного кидо.
— Все.
Бьякуя стоял перед ним, опустив руки вдоль тела, и смотрел в пол.
— И долго ты собираешься изображать жертву?
— Вы должны объявить условия.
— Да ты просто королева драмы, Кучики, — усмехнулся Кенпачи. — Значит, слушай условия.
Кенпачи тяжело поднялся, прошел вглубь дома и поманил за собой Бьякую. В личную спальню Кенпачи хода не было никому — кроме Ячиру. Но и та уважала право Кенпачи на уединение.
— Трахаться будем здесь, так что если зову — можешь тащить свою задницу прямо сюда. Это понятно?
— Вполне.
— Кроме ебли мне от тебя ничего не нужно, но ебля будет разной, все время одна поза — это скучно.
— Разумеется.
— Приходишь, когда зову. Если не можешь — то пишешь мне, что не можешь, говоришь, когда освободишься и придешь. Это тоже ясно?
— Да, это приемлемо.
— Вместо секса ты можешь предложить мне подраться. Скорее всего, я соглашусь, но, может, и нет. Или наоборот — я могу предложить. Ясно?
— Да.
— За несоблюдение моих правил и моих приказов тебя будет ждать наказание, а за хорошее поведение — поощрение. Наказание и поощрение я буду выбирать сам. Согласен?
— Да.
Закладная вспыхнула, зеленый свет изменился на красный, в комнате сначала похолодало, потом так же резко потеплело. А через миг затихло.
— Отлично, — Кенпачи потянулся и сбросил косоде. — Сунь мой экземпляр на полку и скидывай с себя шмотки.
Бьякуя аккуратно сложил письменные принадлежности, свою копию контракта опустил во внутренний карман и принялся раздеваться. Кенпачи не хотел трахаться прямо сейчас, на мужиков у него вставало крайне редко, под очень большое настроение, но интересно было посмотреть, что он в итоге приобрел — кроме обычных закидонов Бьякуи, конечно.
А тот уже развязывал пояс и снимал хакама, двигаясь сосредоточенно и неторопливо. Кенпачи запер дверь — на всякий случай, приглушил лампы и расположился на кровати. В их слабых лучах кожа Бьякуи словно светилась, лицо он прятал за прядями волос.
Одежду он аккуратно сложил на полу, сверху на стопку кинул кенсейкан. Потом выпрямился, встал перед Кенпачи и глянул скучающе.
А Кенпачи рассматривал Бьякую. Длинный мягкий член, аккуратно выстриженная мошонка, голый лобок — Бьякуя следил за собой. Кенпачи мог бы поклясться, что задница у него была тоже бритая и гладкая.
— Подойди ближе и повернись.
Когда Бьякуя подчинился, Кенпачи приподнялся, оттянул одну ягодицу, чувствуя, как самообладание Бьякуи идет трещинами и он дергается.
Ну точно. Гладкий, как девица. Кенпачи почувствовал, что возбуждается. Он потер судорожно сжавшуюся дырку, подушечки пальцев защекотали складки, а Бьякуя судорожно втянул в себя воздух.
— Эй, — негромко сказал Кенпачи, — не трясись. Это же я.
— Я могу попросить заменить секс дракой?
— Сейчас — нет.
Бьякуя судорожно вздохнул и склонил голову, принимая ответ.
— Ты не сможешь откладывать начало вечно. Чем раньше ты привыкнешь, тем лучше.
— Это разумно.
Кенпачи видел, как плечи Бьякуи медленно расслабляются.
— Я готов, — сказал он, и Кенпачи продолжил трогать его дырку.
Изредка по телу Бьякуи прокатывалась дрожь. Кенпачи было интересно, от чего она зависит. Он обнаружил, что если не давить грубо, а легко касаться ягодиц вокруг отверстия, Бьякуя дрожит сильнее.
— Может, надо было начать с минета? — задумался Кенпачи вслух.
— Не могу гарантировать, что меня не вырвет, — сдержанно ответил Бьякуя.
— Тогда терпи.
Дырка понемногу раскрывалась, теплая и влажная от пота, Бьякуя грациозно переступал с ноги на ногу, и от движения ягодиц перед глазами у Кенпачи встал так, что закружилась голова. Но он продолжал поглаживать Бьякую, неглубоко толкался в него пальцем и слушал загнанное дыхание.
Когда Кенпачи зашуршал тканью, развязывая пояс, Бьякуя так резко дернулся, что отстранился. Но через миг взял себя в руки и снова расслабился.
Фундоши спереди стали влажными от смазки, и Кенпачи просто сдвинул ткань в сторону, высвобождая член. Провел неторопливо кулаком сверху вниз и начал быстро дрочить, второй рукой теребя задний проход Бьякуи.
При мысли, что он совсем скоро вставит в эту дырку, Кенпачи кончил с хриплым криком. Сперма брызнула на поджавшиеся ягодицы Бьякуи и потекла по промежности густыми каплями.
Бьякуя застыл, и Кенпачи оглушительно шлепнул его заднице.
— Свободен.
Бьякуя повернулся, и сквозь каменную маску проступило недоумение. Он старательно отводил взгляд от паха Кенпачи.
— Значит, на сегодня все? — голос звучал ровно. Почти. И почти как обычно. Но Кенпачи слышал в нем надлом и чувствовал едва заметную дрожь.
— Да. Жди вызова.
Бьякуя склонил голову и начал одеваться. Вытираться он не стал, где ванная, тоже не поинтересовался.
После того как захлопнулась дверь, Кенпачи откинулся на подушки и закрыл глаза. Бьякуя оказался очень скучным, но дело было сделано. Если не выгорит с сексом, будут драться.
Глава 2
Бьякуя думал, что ничего страшного не произойдет? Правильно думал. Ничего страшного действительно не произошло, Зараки Кенпачи оказался, во имя всех богов, деликатным и даже чутким. И от этого ситуация была еще более тошнотворной. Если бы Кенпачи молча его отымел, было бы, как ни странно, легче. Проявление участия делало Бьякую совсем жалким. В довершение всего Кенпачи, кончая, так полыхнул реяцу, что любой другой своими силами оттуда бы не ушел, да и Бьякуя еще долго переводил дыхание.
Бьякуя отправился прямиком к источникам, погрузился по самый подбородок и постарался расслабиться. К горлу подкатывала тошнота, а к ягодицам он не мог прикоснуться — все время казалось, что кожу жжет сперма Кенпачи.
Бьякуя представил его возбужденное лицо и огромный член с красной натертой головкой — сколько Бьякуя ни отводил взгляд, все равно хорошо рассмотрел его среди складок полуспущенных хакама. Скоро этот член окажется в его прямой кишке. Бьякую снова затошнило.
Единственная мысль приносила облегчение — Рукии через все это проходить не придется.
«Почему ты думаешь, что ей было бы так же плохо?»
Голос Сенбонзакуры отразился от шершавых стволов.
«Прекрати».
«Женщины мыслят иначе. Капитан Зараки — привлекательный мужчина».
«Нет. Нет, — Бьякуя закрыл глаза, глубже погружаясь в себя. — Мой собственный занпакто считает Зараки привлекательным».
«Я просто более объективен, — усмехнулся Сенбонзакура. — Рукии могло бы понравиться».
«Если ей понравится Зараки. Или Хицугая. Или Ичиго — кто угодно — я не буду чинить препятствий. Она взрослая и сама может решить, с кем спать. — Бьякуя вздохнул. — Но не так. Только не так».
«Ты слишком напряжен, — Сенбонзакура зашелестел, обнимая его водоворотом мягких душистых лепестков. — Расслабься и попробуй об этом не думать. Завтра ты посмотришь на ситуацию иначе. Кстати, ей нравится Ренджи».
Бьякуя вспомнил о разговоре, когда проснулся рано утром от пения птиц. На душе было слишком легко, и он принялся перебирать события вчерашнего дня. Последний из заговорщиков отправлен за решетку, а Рукия оказалась свободна. Свободна!
Худшее, чего боялся Бьякуя, не произошло. Контракт оказался у него в руках. Конечно, пришлось заплатить, но сейчас цена представлялась ему, как минимум, соразмерной. Бьякуя верил, что сможет справиться с Кенпачи. Главное, что сейчас в клане и душе воцарилось спокойствие.
Утром Рукия попросила о встрече, и Бьякуя догадывался, о чем пойдет разговор. Так и оказалось.
— Дорогой брат, — сестра сидела, склонив голову, и крутила в пальцах край рукава, — могу я узнать, что произошло с контрактом?
— Я выкупил его, — ответил Бьякуя, отпивая немного чая. Если Рукия будет расспрашивать о цене, придется как-то выкручиваться.
— Я готова посвятить свою жизнь клану, чтобы возместить расходы, которые он понес из-за моего решения.
Бьякуя отставил чашку и накрыл ладонь Рукии своей.
— Твое решение было правильным, мне не в чем упрекнуть тебя. И траты не имеют значения по сравнению с твоим счастьем и безопасностью. Большие возможности позволяют защищать семью, для того они и существуют.
Рукия вскинула голову и улыбнулась так радостно, что у Бьякуи защемило сердце.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива, — Бьякуя легонько сжал маленькую ладонь и убрал руку.
И тут Рукия повисла на нем, крепко обнимая.
— Спасибо, дорогой брат! Спасибо, спасибо. — Бьякуя чувствовал, как на шею капают ее слезы. — Для меня это было очень важно.
Бьякуя обнял ее в ответ и замер на несколько секунд, наслаждаясь редким чувством единения.
— Ты можешь быть свободна.
— Спасибо! — Рукия вскочила, быстро чмокнула Бьякую в щеку и умчалась.
— Ну, — Сенбонзакура материализовался на месте, где совсем недавно сидела Рукия. — Я же говорил — сегодня ты все воспримешь иначе.
— Ты прав. Рукия — она важнее всего.
— Даже важнее твоей задницы, — с усмешкой подтвердил Сенбонзакура.
— Ты слишком много времени проводишь с Забимару,— заметил Бьякуя. — Он плохо на тебя влияет.
Сенбонзакура только качнул головой — волосы, собранные в хвост, растеклись по плечам — и пропал.
Тем же вечером Бьякуя послал слугу в магазин интимных услуг — приобрести несколько эротических наборов и необходимую литературу. К следующему появлению у Зараки он обязательно подготовится.
Вечером, смазывая задний проход и вставляя пробку, Бьякуя морщился от саднящей боли. Это оказалось и вполовину не так неприятно, как он думал.
Ложась спать, Бьякуя никак не мог устроиться на жестком футоне. Наконец, боль прошла и Бьякуя задремал. А когда повернулся, чтобы размять затекшие ноги, тело прошила волна острого сильного наслаждения. Задний проход горел, пробка при каждом движении терлась о стенки прямой кишки, доводя до исступления.
Бьякуя обхватил член, застонал и начал дрочить, сжимаясь вокруг пробки и ерзая. Было так хорошо и порочно, что на глазах выступили слезы. Бьякуя кончил, кажется, всем телом — извиваясь и вскрикивая.
Обессиленный, распластался по футону и закрыл глаза, успокаивая дыхание. Руки и ноги дрожали, но пробка все еще распирала задний проход. Удалять ее не хотелось, было слишком хорошо и томно.
***
О Бьякуе Кенпачи вспомнил через неделю, на общем собрании у старика. Последние дни выдались суматошными, и о делах отряда даже думать не хотелось. Из Академии прибыло шумное пополнение, Кенпачи был занят проверкой новичков на вшивость. Слабаков подбросил Унохане, сделав вид, что он тут ни при чем, а оставшихся каждый вечер вбивал в стены тренировочного зала. Зато сегодня он мог сказать Ямамото, что его приказ закончить укомплектовывать отряд выполнен — и пусть уже отъебется от Одиннадцатого.
Бьякуя выглядел собранным и холодным, Кенпачи задумчиво следил, как меняется выражение его лица в зависимости от того, кто брал слово. Решался вопрос о восстановлении в должностях вайзардов, и Кенпачи в кои-то веки было интересно происходящее.
Когда Бьякуя выступил вперед и заговорил, Кенпачи слушал звук его голоса, смотрел, как двигаются губы, и думал, что сегодня можно расслабиться. Он очнулся, когда Бьякуя закончил речь и вернулся на свое место. Еще бы вспомнить хоть слово.
Расходились капитаны медленно — переговаривались, продолжая обсуждение; мерно журчали голоса. Бьякуя остался рядом с Ямамото и Укитаке, внимательно слушая, и Кенпачи пошел прочь. За дверью своих капитанов дожидались Абарай и Рукия. На плечо Кенпачи прыгнула Ячиру и обняла за шею.
— Капитан Зараки! — широко улыбнулся Абарай.
Рукия просто коротко поклонилась, открыла рот, потом закрыла, потом снова открыла.
— Говори уже, — лениво сказал Кенпачи.
— Я всего лишь хотела поблагодарить вас за ваше великодушие.
Кенпачи хмыкнул. Значит, Бьякуя не сказал сестре, что обменял ее свободу на свою задницу.
— Не благодари, это была просто сделка.
— Я понимаю, — тихо сказала Рукия, — но мое благополучие важно для брата. И он признателен вам за содействие.
— И не только он, капитан Зараки, — хрипло сказал Абарай, стискивая плечо Рукии. А та даже руку сбрасывать не стала, только придвинулась чуть ближе — совсем немного. Кенпачи присвистнул про себя. И правда — удачно получилось.
Бьякуя вышел в сопровождении Укитаке, скользнул по Кенпачи непроницаемым взглядом и обратился к Абараю:
— Ренджи, я хочу, чтобы ты договорился с подрядчиком прямо сейчас. Все бумаги у меня в кабинете, отнеси их ему и, — он кинул взгляд на Рукию, — можешь быть свободен.
— Да, капитан! — гаркнул Ренджи и умчался.
Рукия и Укитаке ушли неторопливо, и Бьякуя повернулся к Кенпачи, глядя потемневшими глазами.
— Жду тебя через час, — сказал Кенпачи и потянулся.
Бьякуя застыл, потом церемонно кивнул:
— Капитан Зараки, лейтенант Кусаджиши, прошу меня простить, — он развернулся и пошел прочь.
Кенпачи смотрел на прямую спину и представлял, как под слоями ткани двигаются мышцы.
— Что это с Бьякусиком?
Кенпачи перехватил Ячиру, взяв за шкирку, и внимательно посмотрел ей в глаза:
— Про Кучики ни слова. Чтобы никто не знал. Уговор?
Ячиру с напускной важностью сложила руки на груди и заявила:
— Я хочу за это конфет.
— У тебя же полно конфет? — удивился Кенпачи.
— Не могу же я согласиться, не торгуясь, — лукаво улыбнулась она.
— Засранка, — Кенпачи посадил ее на спину и побежал в сторону казарм Одиннадцатого. — Будут тебе конфеты.
Дома, в душе, Кенпачи пытался понять, почему Ячиру не стала, по обыкновению, ехидничать. Деликатностью она не отличалась, сообразить, что к чему, должна была сразу — про Рукию она знала и даже немного ревновала.
Натянув чистые хакама и оставляя мокрые следы на теплых досках пола, Кенпачи пошел на поиски.
— Слышь, мелкая, — Ячиру оторвалась от разрисовывания белых листов разноцветными кругами, — больше ничего не хочешь сказать?
Ячиру усердно вела ярко-розовую линию, даже высунула язык. Кенпачи терпеливо ждал. Наконец, она закончила — получился кривоватый круг с квадратами-глазами — и отложила фломастер.
— Мне нравится Бьякусик, — пожала она плечами и улыбнулась. — А у Кенпачика должно быть самое лучшее.
— Охренеть, — Кенпачи рассматривал творчество.
— Я придумываю новую обложку для специального выпуска альманаха ЖАШ, — гордо сказала Ячиру.
— Не хватает сисек, — раскритиковал Кенпачи.
— Это потом, — отмахнулась Ячиру, — сначала идея.
По мнению Кенпачи, сиськи были тоже ничего так идеей, но спорить он не стал. Приближалась знакомая реяцу, и Кенпачи пошел к себе. Не самый подходящий момент думать о том, что Ячиру повзрослела. И о том, почему она на самом деле не возражает против Бьякуи. «У Кенпачика должно быть самое лучшее?» Чушь. Осталось выяснить, чего она за это хочет. Кроме конфет, конечно.
Бьякуя его уже ждал. Он казался намного спокойнее, чем в прошлый раз. Стоял расслабленно, полуприкрыв глаза и осторожно осматривался. Без кенсейкана, шарфа и хаори, в простом шихакушо, Бьякуя и сам казался проще. А еще — моложе. Кенпачи как-то не задумывался о его возрасте, но сейчас казалось, что Бьякуя совсем щенок. Кенпачи почесал живот — может, в этот раз все будет не так сложно.
— Ложись на бок, хакама спусти до колен, — он ткнул пальцем в сторону кровати.
Бьякуя посмотрел изумленно, но подчинился. Кенпачи не хотелось объяснять, его достала эта неделя, кажется, за нее он говорил больше, чем за последние полгода. Все, что ему хотелось, — трахнуться.
Бьякуя укладывался неторопливо, так же неторопливо приспустил хакама и затих. Челка закрывала глаза, и это было к лучшему.
Кенпачи подошел и отодвинул в сторону ткань фундоши. Дырка казалась расслабленной, припухшие края покраснели. Кенпачи толкнулся пальцем внутрь. Тугие мышцы обхватили палец, но в этот раз он прошел без особых усилий.
— Растягивал себя? — хрипло спросил Кенпачи.
Возбуждение опускалось вдоль позвоночника спиралью, и он сунул руку в вырез хакама, трогая себя между ног.
— Да.
— Хорошо.
Кенпачи вытащил полувозбужденный член, обнажил головку и провел вдоль расщелины Бьякуи. Тот напрягся, но тут же постарался расслабиться — Кенпачи видел, как сжалась, а потом приоткрылась дырка.
Кенпачи продолжил массировать ее членом, чувствуя, как он все больше твердеет. Чуть нажимая, он погружал головку в Бьякую, и тот каменел всем телом, тяжело выдыхая. Жар головокружительного возбуждения накатил неожиданно, и Кенпачи отстранился, оглядываясь в поисках смазки. Дернул какой-то ящик, нашел стеклянный флакон. Смазку в свое время покупал Юмичика, и Кенпачи почти ждал какого-нибудь душного цветочного запаха, но она ничем не пахла.
Налив в горсть, Кенпачи быстрым движением смазал себя и подошел к Бьякуе. Тот лежал в прежней позе, и Кенпачи больше не церемонился. Прижал головку к дырке, немного надавил, а потом толкнулся бедрами, вонзаясь в горячую плоть.
Мышцы сжали член с такой силой, что Кенпачи чуть не кончил, а Бьякуя выгнулся с хриплым придушенным стоном, отчаянно сжал ноги и вцепился в покрывало. Кенпачи взялся за бедра, толкнулся глубже, вставая поудобнее. И задвигался широко и размашисто, выходя из Бьякуи наполовину при каждом толчке, а потом засаживая ему до самого конца.
Глава 3
Ягодицы, задний проход, мошонка — все свело от чудовищной боли. Бьякуя вцепился зубами в подушку, чтобы не заорать, но слез сдержать не смог. Они текли из зажмуренных глаз, а Кенпачи каждым движением добавлял боли. От инородного тела внутри прямую кишку тянуло, до тошноты хотелось опорожниться, и Бьякуя отчаянно сжимал мышцы.
Кенпачи задергался сильнее, яйца прижались к промежности тугим мешочком, и Бьякуя почувствовал, что Кенпачи сейчас кончит. Член словно стал больше, Кенпачи хрипло зарычал, удушающая волна реяцу прижала к кровати — а потом задний проход начал заполняться теплой жидкостью. Она текла по саднящей промежности, хлюпала при каждом движении, и Бьякуя понял, что его трясет — все сильнее и сильнее.
Кенпачи коротко рыкнул, толкаясь до самого нутра, и навалился на Бьякую, дыша ему в шею горячо и загнанно. Бьякуя должен был остановить свою истерику. Должен успокоиться до того, как Кенпачи придет в себя. Он цеплялся за всплывающие в памяти обрывки знаний по технике медитации, пытался думать о благополучии Рукии и срочных отрядных делах, о том, что в его жизни случались вещи и пострашнее, но ничего не мог поделать.
Когда Кенпачи отстранился, а член выскользнул из растерзанного заднего прохода, Бьякуя сжал мышцы. Но по промежности все равно сочилась влага, спазмы и желание испражниться скручивали тело, и Бьякуя забился, срываясь в стон и расслабляя мышцы. Между ягодиц потекло — тепло, обильно и унизительно. Бьякуя рванулся и тут же оказался стиснут железной хваткой.
Кенпачи навалился на него, сгреб руками и ногами, прижал к себе и закрыл рот ладонью.
— Ори, — приказал он, и Бьякуя отчаянно замотал головой, вырываясь. — Ори, я сказал!
И Бьякуя закричал. Ладонь глушила почти все звуки, и Бьякуя кричал, пока не сорвал горло. Хватка Кенпачи ослабла, он слез с Бьякуи и улегся рядом, продолжая обнимать.
— Успокоился? — тихо спросил он.
Бьякуя ничего не видел из-за слез, все тело болело, а еще он лежал в луже собственных выделений. Его снова затрясло.
— Да мать же твою!
Кенпачи вскочил, сгребая Бьякую, перехватил занесенную для удара руку и поволок, матерясь сквозь зубы. Ногой открыл дверь в ванную; прямо так, в одежде, сунул под душ и встал сам.
В лицо ударили мелкие острые струи, Бьякуя поднял руки, защищаясь и мотая головой. Вода вдруг стало обжигающе холодной, дыхание перехватило, и Бьякуя вскинулся, отталкивая от себя Кенпачи.
— Раздевайся! — рявкнул тот и начал срывать с него косоде. Хакама, не поддерживаемые поясом, давно сползли на пол, фундоши намокли и неприятно липли к телу.
— Да пошел ты! — Бьякуя размахнулся, впечатывая Кенпачи в стену, ударил его коленом между ног — Кенпачи крякнул, складываясь пополам. А потом врезал по животу, и у Бьякуи посыпались искры из глаз.
Заломив ему руку, Кенпачи одним движением сорвал фундоши. Бьякуя застыл, переводя дыхание, и тут же почувствовал, что его отпустило. Ледяная вода, оказывается, пробирала до костей, он застучал зубами.
Кенпачи пошарил где-то рукой, и вода сразу потеплела. Потом грубо развернул Бьякую лицом к стене и сунул руку между ягодиц, промывая расщелину. Там все болело, кожу щипало, но позывы кишечника прекратились, и Бьякуя растерянно выдохнул.
Слезы мешались с потоками воды, и теперь Бьякуя просто стоял, не двигаясь, пока Кенпачи ополаскивал его ниже пояса. Потом он отстранился, и Бьякуя развернулся к нему лицом. Кенпачи мыл себя. Намыливал толстый член, натягивая кожицу на нем и обнажая покрасневшую головку, елозил широкой ладонью по мошонке, чуть проседая.
Смывая с себя мыло, Кенпачи искоса посматривал на Бьякую.
— Теперь-то все?
— Да, — разомкнул рот Бьякуя. — Я раньше никогда… У меня не было опыта. Благодарю.
— Не благодари, за эту хрень ты будешь наказан. — Кенпачи включил воду сильнее и запрокинул голову, подставляя лицо потоку. — Не сегодня, сейчас толку не будет. Послезавтра. Понял?
— Да, — Бьякуя ухватился за скользкую от воды стену.
— Сейчас валишь отсюда в мою кровать и там лежишь, пока не перестанет кровоточить жопа. С тряпьем что-нибудь придумаем. Принесешь, что ли, запас одежды сюда…
Бьякуя вышел из ванной, прикрыв за собой дверь. Идти было больно, в заднем проходе словно засел толстый штырь. Подошел к кровати, посмотрел на темное пятно, принюхался. Сперма. Никаких испражнений. От облегчения подкосились ноги, и он, сдвинув покрывало, рухнул на кровать. Прямую кишку все еще тянуло, но сейчас Бьякуя легко справлялся с этими позывами. Кенпачи что-то там говорил про кровь…
Он сунул руку себе в промежность, толкнул себе в задний проход, а потом поднес пальцы к глазам. Подушечки окрасились в алое.
Бьякуя сосредоточился на лечебном кидо и прижал ладонь к ягодицам. В прямую кишку потекло тепло, приглушая боль. Через несколько минут он решил, что ему достаточно. Если остались разрывы, он займется ими дома.
Кенпачи хлопнул дверью душа, заходил по комнате, но Бьякую охватило безразличие и оцепенение. В него прилетели какие-то тряпки — похоже, шихакушо Кенпачи. Бьякуя приподнялся на локте, смерил Кенпачи раздраженным взглядом и сбросил все на пол.
— Подними и подай нормально, — сухо сказал Бьякуя. — Я позволяю трахать себя, а не вытирать об меня ноги.
Кенпачи стоял, оторопело таращась, и удивленное выражение лица было донельзя комичным. Потом он наклонился, поднял вещи и начал их аккуратно складывать. Положив стопку одежды в ногах у Бьякуи, Кенпачи присел на кровать и сказал:
— Извини. Если хочешь, можешь идти.
Бьякуя поднялся и едва сдержался, чтобы не поморщиться. Боль не ушла, а, оказывается, спряталась в глубине тела. Ходить было все еще неприятно.
— Что-то в моем поведении намекает, что я могу захотеть остаться?
Хакама пришлось подвернуть на талии, в косоде он едва не утонул, но это была одежда, а в шунпо на Бьякую никто не обратит внимания.
— Не забудь про наказание, — сказал Кенпачи на прощание.
Бьякуя кинул на него еще один долгий взгляд — Кенпачи, голый, развалился на кровати и щурился, словно хищник.
Бьякуя ушел в шунпо прямо из комнаты.
Дома было тихо и прохладно, присутствия Рукии не ощущалось, и Бьякуя сбросил чужую одежду. Позже слуги сожгут это. После долгой ванны — словно он стремился отскрести с себя сегодняшнее — Бьякуя лег спать, но до самого утра смотрел в потолок с дрожащими росчерками теней.
***
После ухода Бьякуи Кенпачи не смог уснуть. Лежал без единой мысли в голове, пялился в стену. Мышцы после секса приятно тянуло, но на душе было погано. Проворочавшись до утра, он встал в дурном расположении духа и до обеда гонял отряд. Гонял бы дольше, но бойцы легли пластом, за исключением Иккаку и Юмичики, да и те держались на честном слове.
После обеда Кенпачи пришел в кабинет, взял бумагу, кисти с тушью и, провожаемый изумленным взглядом Юмичики, пошел к себе.
Долго смотрел на лист, думая, как половчее высказаться, но в итоге просто написал: «Я расторгаю контракт». Это показалось лучшим решением. Не то чтобы Кенпачи смущала моральная сторона дела — но с Бьякуей оказалось слишком много проблем. Кенпачи не хотел задумываться, насколько хреново Бьякуе будет после траха, еще меньше хотел вытирать ему сопли. Но намного больше его раздражала собственная реакция на Бьякую — оказывается, Кенпачи смутно желал, чтобы тому нравилось. Трах с кем-то, кто мучается так, как Бьякуя, вызывал отвращение. Перед началом всей этой канители дело представлялось исключительно незатейливым — они ебутся, иногда, может, дерутся, драться, к слову, намного больнее. Все просто, как медный кан. Но нет же, Бьякуя и здесь поставил все с ног на голову.
Отправив сообщение с дежурным рядовым, Кенпачи довольно зевнул и завалился на веранде. Солнце пригревало, и, проваливаясь в сон, Кенпачи чувствовал, как возвращается хорошее настроение.
Он проснулся, когда солнце ушло за крыши казарм, а тени протянулись через весь двор. Зевнул, оглядываясь, и к нему тут же подскочил рядовой, держа на весу бумажку.
— Отдай Юмичике, — отмахнулся Кенпачи, — я не собираюсь этим заниматься.
— Но, — рядовой переступил с ноги на ногу и втянул голову в плечи, — это ответ на вашу записку, капитан.
— Какую еще…
Кенпачи выхватил из рук сложенный листок, глянул на рядового так, что тот немедленно испарился, и развернул послание.
«Отказываюсь» — изящные штрихи иероглифов будто издевались над каракулями Кенпачи. Потом он вдумался в смысл. Отказывается? Хорошее настроение как рукой сняло. Какого хрена?
Кенпачи сунул записку за пояс и мрачно пошел к выходу. Пожалуй, кое с кем нужно потолковать.
Бьякуя диктовал Абараю зубодробительные числа, а тот водил линейкой по длиннющему бумажному полотну, когда Кенпачи открыл дверь.
— Кучики, что это за нахер?
Бьякуя поднял голову, покрутил шеей и сказал:
— Ренджи, выйди, пожалуйста, нам с капитаном Зараки нужно кое-что обсудить.
Ренджи настороженно переводил взгляд с Бьякуи на Кенпачи, потом поклонился и выскользнул из кабинета, тихо притворив дверь.
Бьякуя поставил локти на стол и сомкнул пальцы.
Кенпачи вытащил листок и встряхнул его.
— Какого хера это значит?
— Капитан Зараки, мне хотелось бы понять, чем вызван ваш отказ от… — Бьякуя споткнулся, — от сотрудничества.
— Тем, что мне это нахер не надо? — предположил Кенпачи. — Вытирать за тобой сопли и утешать после истерики?
Бьякуя прикрыл глаза и склонил голову.
— То есть, вы отказываетесь от сделки из жалости ко мне? — ровно спросил Бьякуя и посмотрел на Кенпачи в упор.
— Э-э-э…
— Я отказываюсь, капитан Зараки. Всего хорошего.
— Слушай, Кучики…
— Мне нечего добавить. Когда будете уходить, скажите, пожалуйста, лейтенанту Абараю, чтобы он возвращался.
Бьякуя потер переносицу и снова склонился над бумагами. Кенпачи тихо вышел, мотнул головой в сторону двери для Абарая и задумался, что он, мать вашу, опять сделал не так.
В казармах царила мертвая тишина. Встретившийся Кенпачи Юмичика сказал, что разогнал бойцов по онсенам и купальням, восстанавливаться, и Кенпачи рассеянно кивнул.
— Слушай, Аясегава…
— Да, капитан.
— Представь, что ты кому-то должен…
— Сколько? — деловито уточнил Юмичика.
— Дохера. Просто дохера.
— Угу, а кому?
— Знакомому. Так, не слишком близкому.
— Ага. И что?
— Он решил простить тебе долг. Что бы ты решил?
Юмичика задумался. Провел пальцем вдоль брови, трогая перышко, потом нахмурился.
— Знаете, капитан, я был бы недоволен. И, наверное, отказался бы.
— Почему?
— Сложно объяснить. Понимаете, когда я должен, я точно знаю, сколько, кому и за что. Все определенно и понятно. Но если мне прощают долг, я все равно чувствую себя обязанным. А еще меня лишили возможности от этой обязанности избавиться.
— Ясно. Свободен.
— Не за что, капитан, — улыбнулся Юмичика.
Мда.
На следующий день Кенпачи напомнил Бьякуе об ожидающем его наказании и подумал, что после, пожалуй, можно еще раз поговорить. А пока стоит приготовиться.
Бьякуя появился после заката — в руках стопка вещей, волосы аккуратно завязаны в хвост. Он вздернул бровь, взглянув на Кенпачи, и тот усмехнулся — одинаковые прически, это и правда смешно.
— Раздевайся, — сказал Кенпачи. — Одежду складывай в шкаф.
Бьякуя кивнул, положил вещи и начал разоблачаться. Голый, он прямо стоял перед Кенпачи, и тот погасил начинающееся возбуждение. Не сейчас.
— Объяснять, за что, не надо?
Кенпачи обошел Бьякую, у того поджалась мошонка.
— Нет.
— Хорошо, — он взял с кровати приготовленный заранее хлыст.
Глаза Бьякуи чуть расширились, но в остальном он остался невозмутим.
— А ты чего ждал? — развеселился Кенпачи, протягивая себя хлыстом вдоль бедра. Больно.
Бьякуя долго молчал и, наконец, ответил:
— Какого-нибудь секса.
— От секса я, Кучики, получаю удовольствие. Но мысль хорошая, подумаю. Разворачивайся, наклонись и обопрись руками о спинку кровати.
Кенпачи взмахнул хлыстом, и тот со свистом рассек воздух. Бьякуя безразлично наклонился, цепляясь руками, как было сказано, и выдохнул.
Кенпачи встал позади, посмотрел.
— Ноги шире.
Бьякуя послушно расставил ноги, в промежности качнулась мошонка. Стал виден вход, еще красный и растянутый, но не настолько, как ожидал Кенпачи.
— Кучики, запомни. Я буду тебя наказывать, а не играть в эротические игры.
— Заткнись и начинай уже.
— Это я так, чтобы ты знал. А то в ваших дорогих борделях еще и не такое предлагают.
Бьякуя ничего не ответил, только переступил с ноги на ногу. Кенпачи приложил хлыст к белым ягодицам, примерился и нанес первый удар. Бьякуя дернулся, но устоял. Кенпачи ударил еще раз, а потом еще, пытаясь почувствовать хлыст и найти удобный ритм. Бьякуя только молча вздрагивал.
Пятьдесят раз — прикинул для себя Кенпачи, перехватил хлыст поудобнее и начал пороть. Он клал удары ровно, по всей поверхности ягодиц, с силой опуская хлыст. По телу Бьякуи проходила дрожь, мышцы на руках вздулись венами, а пальцы побелели от напряжения.
Тридцать. Кенпачи поменял руку и продолжил бить. Розовые следы слились, потемнели до почти фиолетовой красноты, Бьякуя теперь прогибался, едва слышно всхлипывая, а от ягодиц тянуло жаром.
Сорок пять. Бьякуя что-то шептал. Кенпачи прислушался — тот считал удары.
— Ты сбился, — он снова ударил, — осталось три.
Раз. Бьякуя сжал ягодицы и хрипло выдохнул.
Два. Хлыст прошелся по набухшему рубцу, и по телу Бьякуи прокатилась сильная дрожь.
Три. Бьякуя застыл, а Кенпачи отошел и спрятал хлыст.
— Я закончил, можешь лечь.
Бьякуя с трудом выпрямился, растирая затекшие руки. Лицо у него было мокрое от пота, капли стекали на грудь, влажные пряди прилипли к вискам. Ягодицы были сплошь ярко-алого цвета и казались опухшими. Кенпачи погрузил полотенце в миску с холодной водой.
— Я отправлюсь домой.
— Поговорить надо.
Бьякуя, подошедший уже к шкафу, замер.
— Хорошо, — склонил он голову. — Я останусь.
Кенпачи смотрел, как он осторожно идет к кровати. Когда Бьякуя улегся, Кенпачи отжал полотенце и накрыл им пылающие ягодицы. Бьякуя с облегчением вздохнул и расслабился.
Глава 4
Иногда для блаженства нужно не столь много — например, прохладный компресс и немного тишины. Кенпачи подарил и то, и другое, за что Бьякуя был благодарен. Готовясь к наказанию, он действительно ожидал секса — чего-нибудь достаточно оскорбительного и неприятного. И опять ошибся. Следовало запомнить, что Зараки всегда имеет в виду то, о чем говорит. Если он говорит — «я накажу тебя», это означает просто «накажу», а не «получу удовольствие, наказывая тебя».
Бьякуя с трудом повернул голову, посмотрев на Кенпачи — тот возвышался над ним, скрестив руки на груди.
— Очухался?
На самом деле, нет — Бьякуя бы еще полежал, собираясь с мыслями, но это была непозволительная роскошь.
— Да.
— Хорошо.
Он присел на кровать, подвинув Бьякую — бедро согрело чужое тепло.
— Рассказывай, какого хрена ты учудил.
— Не понимаю, о чем ты.
— Прекращай, все ты понимаешь. Я про твой отказ расторгать контракт. Ну хочешь, я подарю его твоей сестре?
— Прекрати, — Бьякуя почувствовал гнев.
— Тогда объясни, какого хрена — так, чтобы я понял, что это за блажь.
Бьякуя глубоко вздохнул, стараясь обуздать раздражение. Ему давно не приходилось никому и ничего объяснять. Пожалуй, в последний раз он пытался облечь свои чувства в слова, когда разговаривал с Ичиго во время несостоявшейся казни Рукии. Ичиго его понял, может быть, потому что вообще обладал способность понимать без слов то, что было на душе.
Он собрался с мыслями.
— Твое предложение — великая милость.
— Да заткнись, просто…
— Сам заткнись, — Бьякуя облизал губы. — Существуют границы, которые просто есть. И согласие принять твой дар означает их разрушение. Я могу принять такой дар от кого-то очень близкого — от Рукии, от Ренджи, от Куросаки Ичиго. Но не от тебя. Ты никто и никогда не станешь «кем-то». Я останусь обязанным, и эта тяжесть отразится на мне сильнее, чем мелкие физиологические неудобства…
Бьякуя понимал, что у него не получается описать тот барьер, который не позволяет согласиться с Кенпачи. Не получается объяснить, почему он оказался так оскорблен предложением, которое подразумевает отношения на равных. Никогда Зараки Кенпачи не встать рядом. И все, о чем Бьякуя говорит, наверняка покажется ему бессмысленным и глупым. Но принять предложение Кенпачи — все равно что изнасиловать свою гордость.
Тот вдруг хмыкнул.
— Хочешь сказать, что не пристало от такого говна, как я, получать подарки.
Бьякуя почувствовал, что улыбается — горько.
— Если говорить примитивно, то да.
— Да куда мне, это ты у нас охренеть какой сложный. Ладно, — Кенпачи встал, и тепло бедра исчезло, — ладно, сам виноват. Знал же, что ты сплошная головная боль.
— Тогда почему…
— Да интересно было.
Послышалось журчание воды, а потом влажную согревшуюся тряпку сменила свежая и прохладная.
— Двигайся.
— Что?
— Двигайся, я сказал, собираюсь спать. Надоест лежать — найдешь выход.
Бьякуя перебрался на другой край кровати, всем телом чувствуя, как Кенпачи заваливается на кровать и устраивается поудобнее. Медленно текли минуты, а Бьякуя лениво размышлял, что так и не понял, было ли «ладно» Кенпачи отказом от своего щедрого предложения, или он просто решил изменить подход. С него бы сталось.
Бьякуя поднялся, когда жжение почти прекратилось, а ягодицы онемели. Правда, движения вызвали волну неприятных ощущений. Он замешкался, стоя рядом с кроватью и глядя на Кенпачи — во сне его лицо казалось мягче, чем обычно, жесткая линия рта сгладилась, темные пряди разметались по подушке. Бьякуя перевел взгляд ниже и отвернулся, пытаясь избавиться от неловкости — Кенпачи был возбужден.
Пальцы сомкнулись вокруг запястья, и Бьякуя вздрогнул. Кенпачи проснулся и смотрел вопросительно. Большой палец поглаживал основание ладони.
— Как руки?
— Они не пострадали.
Бьякуя мягко высвободился и пошел за одеждой. Если Кенпачи понадобится секс, он скажет. Бьякуя прятал смущение за неторопливыми сборами. Почему-то внушительный бугор на хакама казался ему более интимным, чем все, что происходило раньше.
Одеваясь, Бьякуя время от времени кидал взгляды на Кенпачи. И видел, что тот внимательно следит за ним, перевернувшись на бок и полуприкрыв глаза.
Кенпачи встал, когда Бьякуя собрался. Подошел вплотную, и Бьякуя мог почувствовать тепло, идущее от треугольника голой кожи на груди.
— Иди-ка сюда.
Бьякуя не двигался, лишь смотрел на Кенпачи, на его возбуждение.
— Это приказ?
— Нет.
Кенпачи сам качнулся навстречу, вплетая пальцы в волосы и распуская растрепанный хвост. Бьякуя подавил дрожь удовольствия. Это был запрещенный прием, главное, чтобы Кенпачи не догадался, как ему нравится. А тот продолжал разбирать спутавшиеся, еще влажные от пота пряди, и по коже Бьякуи бежали мурашки удовольствия.
Если Кенпачи не идиот — а он, все-таки, к сожалению, не идиот — он все поймет.
Тихий смешок разорвал тишину. Кенпачи взял Бьякую за плечи, повернул к себе спиной и прижался, одной рукой обнимая через грудь. Бьякуя застыл, почувствовал, как между саднящих ягодиц упирается твердый член. А Кенпачи снова запустил руки ему в волосы и принялся легко перебирать пряди.
Какую цель он преследовал? Член давил все сильнее, и Бьякуя тяжело задышал, пытаясь побороть панику. Может, он все-таки решил…
— Тише, тише…
Кенпачи немного отстранился, продолжая обнимать и ерошить волосы, член теперь не давил, лишь слегка касался ягодиц. Широкая ладонь жестко провела по шее, и Бьякуя задрожал.
— Прекрати, — вывернуться из объятий оказалось неожиданно легко, — мне пора.
Уходя в шунпо, Бьякуя не оглядывался и старался не думать, что больше всего его уход напоминает бегство.
***
Разговор с Бьякуей не дал ничего нового. Тот что-то нес про гордость и прочую чепуху, которая была от Кенпачи так же далека, как способность его занпакто разговаривать. Но стало понятно главное — Бьякуя скорее наложит на себя руки, чем откажется от контракта. Дубина. От всех этих заморочек начинала болеть голова.
Ладно, Кенпачи согласен потратить на Бьякую еще немного времени — и попробовать приручать к себе постепенно. Все равно в Готее чертовски скучно. Но для начала они подерутся. Может быть, это прочистит Бьякуе мозги. А может быть и нет.
Кенпачи решил начать на следующий день. Бабочку посылать не стал, просто завалился в кабинет к Бьякуе и предложил пройтись до полигона. Тот, побелев от злости, взял занпакто и любезно сообщил, что готов потратить время на животное, которому давно не указывали на его место. Кенпачи только расхохотался — похоже, Бьякуя действительно был в бешенстве. Могла выйти хорошая драка.
Дальний полигон, принадлежавший Второму отряду, пустовал. Вполне возможно потому, что именно его облюбовал Одиннадцатый для тренировок. Красноватые глыбы камня громоздились тут и там, словно великан рассыпал свои игрушки. Половину полигона занимало бывшее болото, сейчас представлявшее собой потрескавшуюся равнину с редкими пучками пожухлой травы. Слишком много реяцу — так сказал однажды Маюри.
Бьякуя сбросил хаори первым, хаори Кенпачи спланировало рядом. Сдерживая рвущееся наружу предвкушение, Кенпачи широко оскалился. Бьякуя словно светился и пульсировал — силой, злостью, яростью. Пальцы уверенно сжимали рукоять занпакто, кисть вращалась легко и расслабленно. Он нанес первый удар, и Кенпачи заблокировал его, чувствуя дрожь скрещенных клинков.
— И это все, Кучики?
И тут же уклонился, атакованный сзади. Меч Бьякуи распорол косоде, оцарапав кожу, и Кенпачи захохотал, атакуя в ответ. От столкновения двух реяцу ближайшие скалы разлетелись на мелкие куски, просыпавшись на землю пыльными обломками.
Бьякуя, с горящими глазами, замер перед Кенпачи, направив клинок острием в землю. Губы шевельнулись:
— Цвети, Сенбонзакура. Бан-кай.
Кенпачи сорвал повязку.
Густая реяцу Бьякуи ударила в грудь, рот наполнился кровью, а от свиста миллионов стальных лепестков заложило уши. Кенпачи ударил с размаху, рассекая текущий от Бьякуи поток силы, надавил, стараясь пробить защиту.
Над их головами взмыла сияющая сфера танцующих клинков, и плечо Кенпачи обожгла боль. Хорошо! Хорошо-хорошо-хорошо! Кровь струилась по спине и отдавалась на языке тяжелым привкусом железа, и Кенпачи бросился вперед, сминая стальной вихрь. Бьякуя в разорванном косоде и с грудью, залитой кровью, отбил атаку, припав на одну ногу, и Кенпачи отшвырнуло назад.
Неуловимое движение за спиной заставило швырнуть тело вправо, сталь вспорола воздух, и Кенпачи стремительно перекатился, бросаясь на открывшегося Бьякую. Клинки столкнулись с оглушительным звоном, после которого воцарилась тишина такая пронзительная, что закружилась голова.
Кенпачи стоял вплотную к Бьякуе, и между ними были только их скрещенные мечи. Лезвия вибрировали, и дрожь катилась от них через руки по всему телу. Вокруг вился вихрь из лепестков.
Кровь Бьякуи пахла знакомо и сладко, и Кенпачи лизнул его в щеку, собирая языком соленую жидкость. Бьякуя широко распахнул глаза.
Кенпачи провел ладонью по голому плечу, сжал порез, оставленный собственным мечом, и Бьякуя скривился, когда потекла кровь.
— Животное.
Кенпачи вместо ответа сунул руку Бьякуе в пах, обхватил возбужденный член и сжал. На лице Бьякуи появилась сначала растерянность, потов гнев, потом он замкнулся в себе и расслабился.
Кенпачи убрал руку и одновременно с этим — клинок. Бьякуя замешкался на долю секунды, запечатывая занпакто.
Реяцу разошлась от них одним мощным всплеском, снося со своего пути каменные глыбы, выворачивая пласты земли и выкорчевывая кусты.
Наступившая тишина нарушалась потрескиванием камней и шорохом песка. Бьякуя облизал губы, и Кенпачи почувствовал, что повторяет за ним.
— Покажи свой зад, — в горле першило.
— С ним все в порядке, — Бьякуя тоже говорил хрипло.
— Я хочу посмотреть, — возбуждение впилось в яйца. — Вперед.
— Это секс?
— Да, черт побери!
Бьякуя рванул пояс — хакама соскользнули к ногам — и повернулся спиной. Кенпачи поднял полы косоде, открывая ягодицы, и надавил на спину, вынуждая Бьякую наклониться. Провел рукой по темным следам, оставшимся от порки, — они покрывали всю поверхность ягодиц — сжал, чувствуя, как вздрогнул Бьякуя и как собственный член чуть не зазвенел от напряжения.
Когда Кенпачи присел на корточки, лицо оказалось напротив задницы. Он осторожно обхватил ладонями половинки и провел языком вдоль расщелины. А потом начал вылизывать закаменевшие ягодицы. Бьякуя вздрагивал от каждого прикосновения сильнее, чем во время порки.
Кенпачи протолкнул руку в промежность, сжал тяжелые яйца и начал массировать основание твердого члена. Теперь Бьякуя дрожал, но Кенпачи продолжал его гладить — и дрожь стала утихать, пока совсем не прекратилась. Сейчас Бьякуя стоял, наклонившись, и только изредка переступал с ноги на ногу. Кенпачи хотел эту дырку — прямо сейчас, насухую, пока не прошла горячка боя. Но он лишь позволил себе раз толкнуться языком внутрь.
Тяжело дыша, Кенпачи отпрянул, запустил руку в фундоши и хрипло вскрикнул, сжимая мокрый и скользкий член. Он дрочил, не вынимая его, головка терлась о ткань, в глазах темнело от удовольствия — и Кенпачи видел только подтянутые темные ягодицы, белые бедра и спину.
Кенпачи кончил, когда Бьякуя переступил с ноги на ногу и сжался. Сейчас они застыли оба, и Кенпачи досадовал на собственный срыв. Но искушение было слишком велико — увидеть, потрогать, сделать. Сперма стекала с кулака, Кенпачи вытащил руку и вытер ее о хакама.
Бьякуя молча одевался, и было даже интересно, какое у него сейчас выражение лица. Оказывается, растерянное.
— Бывай, Кучики, — Кенпачи отсалютовал мечом и побежал прочь. После драки было слишком хорошо, чтобы забивать голову Бьякуей. Больше Кенпачи не будет совершать ошибок, только и всего.
Окончание в комментариях
@темы: яой, фантворчетво: фанфикшен, рейтинг: NC-17
-
-
31.10.2013 в 00:17Бьякуя отправился домой не сразу. Отдышался, остановил кровь и улегся в еще гудящую от реяцу каменную крошку. Член ныл, и Бьякуя, закусив губу, ждал, когда возбуждение уйдет само. Звездное небо над головой было таким глубоким, какое бывает, когда нет ни единого облачка. Завтра наверняка будет жарко.
Он предвидел, что сегодняшняя драка закончится сексом, но не думал, что именно таким. Но больше всего изумила собственная реакция. Бьякуя стоял, наклонившись, выставив себя на обозрение, по его ягодицам скользил теплый влажный язык, очень мягкий и в то же время уверенный — и не испытывал отвращения. Было немного щекотно, а еще смешно, когда Кенпачи кружил вокруг заднего прохода, словно не решаясь прикоснуться. Кенпачи подбирался слишком близко, и Бьякуя поджимал живот. Он не любил ожидание. В тот единственный раз, когда язык Кенпачи оказался внутри, Бьякуя с трудом подавил вздох облегчения.
Дома, укладываясь спать, Бьякуя подумал — будь он на месте Кенпачи, приручал бы его постепенно. Мысль, что тот поступает именно так, оказалась неожиданно неприятной. Но, наверное, это стало бы идеальным вариантом. Потому как Бьякуя, к своему стыду, пока не мог в достаточной степени контролировать собственные реакции. Хотя последние события показали, что уже не все так плохо. Осталось проверить, так ли это, во время следующей встречи.
Но подходящего случая не представлялись. В следующий раз Кенпачи снова позвал его подраться. И сразу после того, как они опустили мечи, ушел, кинув на прощание: «Еще увидимся». Бьякуя подавил неуместную радость от того, что сегодня не будет никакого секса, и мысленно пожал плечами — драка была хороша, и это несомненный плюс. Бьякуя не мог не признать, что нелепые тренировки позволили ему лучше контролировать собственную силу и серьезно укрепили защиту. И, говоря откровенно, доставляли огромное удовольствие.
Очередной вызов опять закончился дракой, потом снова и снова. Бьякуя напряженно ожидал, когда же Кенпачи надоест или он захочет разнообразия, но тот все разнообразие проявлял в бою. В какой-то момент напряжение от ожидания достигло того нестерпимого предела, при котором Бьякуя готов был прийти к Кенпачи сам и попросить себя трахнуть. От этой мысли горчило под языком.
Вызов пришел неожиданно и застал Бьякую посреди смотра новичков. Он выслушал короткое сообщение, ответил «Да», с трудом сдерживая облегчение. Наконец-то.
В спальне Кенпачи царила тишина, и Бьякуя переступил порог, прислушиваясь. Хозяина не было, но где-то шумела вода. Бьякуя прошел к ванной, которую помнил весьма смутно, и приоткрыл дверь. Кенпачи, намыленный с ног до головы, стоял под туго бьющими струями душа и шумно отфыркивался, смывая с себя пену.
В памяти всплыли слова, сказанные Сенбонзакурой: «Капитан Зараки — привлекательный мужчина». Сейчас Бьякуя мог это признать. С эстетической точки зрения Кенпачи был отменным образцом жеребца, особенно если не смотреть в лицо. Пропорциональное телосложение, развитые мышцы, безупречная координация — совершенная машина для убийства. Наверное, именно это делало Кенпачи привлекательным. Не секс, нет. Что-то другое. Красота сродни красоте лесного пожара, пылевого смерча или развороченного поля боя. Отойти подальше и любоваться со стороны. Сейчас Кенпачи был водопадом — прозрачные струи стекали по смуглой коже, разбиваясь о пол душевой, пена переливалась миллионами разноцветных радуг.
Тихо прикрыв дверь, Бьякуя отступил. Проблема заключалась в том, что его не интересовали мужчины. Он и женщин предпочитал — маленьких и уютных, таких, с которым было спокойно — хотя бы ненадолго.
Бьякуя прошелся по комнате — тут прибавилось подушек, появился еще один стол, заваленный свитками. Он присел у стены, закрыл глаза и откинул голову, расслабляясь. Можно было попытаться позвать Сенбонзакуру — спросить, что он думает об эволюции взглядов Бьякуи, но тот ускользал, ехидно шелестя где-то на краю сознания водоворотом лепестков.
Хлопнула дверь, присутствие Кенпачи стало ощутимым до дрожи. Бьякуя открыл глаза и увидел, что тот возвышается над ним и смотрит в упор.
— Я слышал, как ты пришел, — низкий скрипучий голос Кенпачи теперь тоже казался привлекательным. — Раздевайся.
Кенпачи был в юката, натянутой на мокрое тело. Тонкая ткань облепляла мышцы, делая заметным каждый изгиб мускулатуры. И она не скрывала возбужденный член, прижимавшийся к животу. Бьякуя почувствовал, что краснеет.
Он встал, оказываясь лицом к лицу с Кенпачи. На языке вертелся вопрос — «почему так долго», но Бьякуя сдержался. Это было бы донельзя глупо. Он раздевался, поглядывая на Кенпачи. Его член подрагивал при каждом вздохе, и Бьякуя продолжал заливаться краской.
Когда он разделся, Кенпачи снял с себя юката. Пахнуло мускусом; Бьякуя, как завороженный, рассматривал толстый напряженный ствол. Округлая розовая головка текла каплями смазки, влажные густые волосы в паху свернулись колечками.
Кенпачи сел, взял Бьякую за руку и потянул к себе. Потом вытащил откуда-то из-под вороха свитков флакон с густой жидкостью и похлопал себя по коленям.
— Давай, животом на меня, задницей кверху.
Бьякуя опустился на колени, лег и поерзал. Оказалось неудобно, и он начал двигаться вперед, пока бедра не оказались под руками Кенпачи.
— Хорошо.
Легкое похлопывание по ягодицам заставило сжаться, и Бьякуя рассердился на себя. Шумно выдохнул, немного раздвинул ноги, укладывая член, и замер.
Кенпачи же продолжил поглаживать его, вел ладонью, начиная от затылка и заканчивая у копчика. Эти равномерные движения успокаивали и согревали. Когда между ягодиц полилась прохладная смазка, Бьякуя даже не дрогнул. В задний проход неторопливо вошел один палец, вызвав лишь небольшое неудобство. Бьякуя выдохнул и уткнулся лбом в скрещенные руки.
Кенпачи убрал палец, и Бьякуя пошевелился, сжав ноги — теперь дискомфорт был от отсутствия вторжения. Скользкая от смазки ладонь прошлась по ягодицам, потрогала промежность — и колени сами разъехались.
Потом в него снова проник палец, и Бьякуя выдохнул. Кенпачи тяжело дышал; Бьякуя шевельнулся, задевая его член. Палец внутри дрогнул и вошел глубже, неторопливо двигаясь внутри.
— Чего ты добиваешься? — голос Бьякуи звучал спокойно, и он даже гордился собой.
— Я хочу трахнуть тебя и порадоваться этому, — хрипло ответил Кенпачи. — Что тут непонятного?
Палец внутри нащупал что-то, что-то… Бьякуя выгнулся, пытаясь отстраниться. Волна удовольствия прошила тело, а еще у Бьякуи встал.
— Так нормально? — Кенпачи теперь потер точку внутри, и Бьякуя втянул в себя воздух.
— Да, — выдохнул он.
— Хорошо, — голос Кенпачи дрожал. — А теперь поднимайся и садись лицом ко мне.
Бьякуя замер, переваривая инструкцию, потом моргнул:
— Что?
— Садись ко мне лицом, — повторил Кенпачи.
Бьякуя поднялся, стараясь не обращать внимания на стоящий член. Стимуляция простаты — хорошее подспорье, может быть, Кенпачи прав. Но пока Бьякуе было мучительно стыдно. Он не хотел этого возбуждения, оно ему не нравилось. Оно совсем не такое, какое бывает после хорошей драки.
Кенпачи тем временем торопливо смазывал свой член, точнее сказать — заливал смазкой. Крупные руки с длинными пальцами вздрагивали, когда Кенпачи скользил ими вдоль ствола. Бьякуя смотрел, и его мутило. От ожидания, от того, что не получалось чувствовать отвращения, от собственного возбуждения.
— Обними меня за шею, — шепнул Кенпачи, смыкая руки на талии Бьякуи, — и садись на меня. Сам. Давай.
Поборов дрожь, Бьякуя прижался к Кенпачи. Обнимать его было странно — ходили ходуном мышцы, ток крови чувствовался каждой клеткой, а еще казалось, что у Кенпачи внутри тугая пружина, от которой его тело вибрирует.
Бьякуя обхватил его член и направил в себя. Когда головка уперлась в задний проход, он начал медленно опускаться.
-
-
31.10.2013 в 00:18Кенпачи чувствовал тяжелое дыхание в плечо, ощущал, как Бьякуя вздрагивал и стискивал за шею одной рукой. Их влажная от пота кожа терлась, скользя, и Кенпачи жмурился, утопая в ощущениях. Инстинкт рвался наружу, кричал — засади, чтобы член погрузился в тугой жар прямо сейчас. Он напрягся, сдерживаясь, ладонь проехалась по изгибу спины, оставляя скользкие следы, и Бьякуя жалобно застонал, опускаясь ниже. Кенпачи тронул растянутые края дырки, которую сейчас распирал его член, и Бьякуя задрожал.
— Не торопись, — шепнул Кенпачи.
Бьякуя только кивнул и продолжил опускаться, а Кенпачи сжимал себе яйца, оттягивая кожу и пытаясь хоть немного соскочить с обжигающего вожделения. Мать твою, как это, оказывается, сложно.
В миг, когда Бьякуя полностью сел, и головка уперлась в плоть, внутренности Кенпачи свело от предвкушения, смешанного с наслаждением. Он отстранил от себя Бьякую, отвел с глаз волосы и посмотрел в лицо. Дрожащие губы, мокрая от пота кожа, прилипшие ко лбу пряди волос — Бьякуя выглядел так, словно его нужно было хорошенько выебать.
— Обеими руками обхвати меня за шею. И держись, мать твою.
Кенпачи больше не мог терпеть. Он не мог ждать. Он даже не мог соображать, цепляясь за сорванное дыхание Бьякуи и его безумный взгляд. Но теперь ожидание закончилось.
Подхватив Бьякую под коленями, задирая ему ноги, Кенпачи подбросил бедра, вонзаясь в горячую плоть. Бьякуя вскрикнул, сжался вокруг члена, а потом расслабился, обвисая у Кенпачи на руках. Давление вокруг члена ослабло, хлюпнула смазка — и Кенпачи захрипел, двигаясь быстро-быстро. Он толкался в Бьякую, подбрасывая его на себе, позволяя ему соскользнуть с члена и опуская с размаху обратно с такой силой, что его яйца шлепали о промежность.
Возбуждение рвало когтями, и Кенпачи тоже хотелось рвать. Он опрокинулся вместе с Бьякуей на пол, закинул его ноги себе на плечи, приподнялся и начал долбиться — часто и мелко — в горячую скользкую задницу. Бьякуя вскрикивал, выгибаясь, рот кривился от боли, но он продолжал подаваться навстречу.
Кенпачи смахнул пот со лба, прижался жадно всем телом, обхватил Бьякую за плечи, стискивая; прикусил кожу на ключице, широко лизнул, содрогаясь, и снова впился зубами в жадном поцелуе-засосе.
От кроющего его возбуждения взгляд заволокла пелена, Кенпачи взрыкивал, толкаясь в Бьякую, терся щекой о гладкое колено и, задирая ногу, вылизывал венку на сгибе.
Застыв, Кенпачи переждал головокружение, вслушиваясь в сорванное дыхание Бьякуи. С трудом открыв глаза, он опустил с плеч его ноги и отстранился, член выскользнул из растраханного зада. Кенпачи смотрел на распростершегося перед ним Бьякую, удерживая его рукой за ступни. Красная, блестящая от смазки дырка сокращалась, грудь высоко вздымалась, искусанные губы шевелились, перебирая невнятные слова, сомкнутые ресницы отбрасывали тень… Мягкий, невозбужденный член аккуратно лежал на мокрой от смазки и пота мошонке.
Кенпачи смотрел, окаменев, и в груди наливалась тяжестью каменная глыба.
— Эй, Кучики…
Ресницы Бьякуи дрогнули, и он приоткрыл глаза. Он сосредоточил взгляд на лице Кенпачи, потом скользнул ниже, уперся в член — Кенпачи стало интересно, каким его видит Бьякуя.
— Да? — а вот голос звучал как обычно.
Кенпачи хотел ответить, что Бьякуя красивый. Но вместо этого сказал:
— Перевернись и встань на колени.
Бьякуя молча послушался, уперся руками в пол, опустил голову и раздвинул ноги. Округлые ягодицы разошлись, Кенпачи придвинулся, огладил их ладонями, млея от ощущения шелковистой кожи под руками, и вошел плавным толчком. Бьякуя дернулся, плечи напряглись — и тут же расслабились, а по телу прокатилась дрожь. Кенпачи вышел по самую головку, надавил на вход, погружаясь ненамного и наслаждаясь податливостью плоти — а потом вставил еще раз на всю длину.
Бьякуя прогнулся в пояснице, всхлипывая, и подался назад, толкнулся, насаживаясь на член и сжимаясь; Кенпачи выдохнул, дурея от возбуждения, — и начал вбиваться в Бьякую, вскрикивая при каждом толчке. Его вело от запаха, от болезненных стонов Бьякуи, от шлепков кожи о кожу, от скольжения смазки, от того, что Бьякуя реагировал — от этого вело больше всего, тащило, заставляя врезаться в его зад все сильнее, пока Бьякуя не распростерся грудью на полу.
Кенпачи задвигался неистово, доходя до последней точки, задергался, когда яйца скрутило оргазмом, и кончил, вскидываясь и изливаясь в горячее нутро судорогами наслаждения.
Толкнувшись в последний раз, Кенпачи рухнул на Бьякую, накрывая собой, отвел с затылка мокрые волосы и прикусил кожу, посасывая.
Член вытаскивать не хотелось, ничего не хотелось, хотелось лежать вот так, сгребая Бьякую в объятья до хруста и вдыхая аромат его кожи. А тот, распластавшись, затих неподвижно.
Кенпачи приподнялся, член выскользнул из задницы, и по промежности потекла сперма. Бьякуя недовольно зашевелился, стиснул ягодицы, и Кенпачи легонько шлепнул его.
— Чисто там у тебя, Кучики, не дергайся.
Бьякуя неохотно перевернулся на спину, поморщился и расставил ноги. Кенпачи вытянулся рядом, погладил по животу, тронул мягкий член, и Бьякуя снова поморщился. Нет так нет. Кенпачи убрал руку.
Бьякуя поднялся.
— Мне нужен душ, — заявил он.
— Так иди, — пожал плечами Кенпачи. Ему было слишком хорошо. — Если нужна помощь — зови, спасу.
Бьякуя смерил его таким взглядом, что стало понятно — просьб о помощи Кенпачи не дождется, даже если Бьякую смоет в канализацию.
Тот вышел из ванной другим человеком. Кенпачи смотрел, как Бьякуя сушит волосы, переступая узкими ступнями с длинными пальцами, и думал, что он бы его сейчас трахнул еще раз. На белой коже алыми пятнами выделялись засосы.
— Кучики, ты охренеть какой красивый, — вырвалось само.
Тот замер, моргнул, посмотрел так изумленно, что Кенпачи расхохотался. Ладно, пожалуй, это выражение лица стоило признания.
Пока Бьякуя одевался, Кенпачи лениво поднялся и, скрестив руки на груди, следил за его движениями. Когда тот открыл дверь и ушел в шунпо, Кенпачи провел ладонью по полувозбужденному члену и лизнул пальцы. Пахло Бьякуей. А еще сосало под ложечкой, как будто он что-то потерял. Неприятное ощущение.
-
-
31.10.2013 в 00:19Бьякуя чувствовал себя пьяным. Подгибались ноги, не слушались руки. Душ у Кенпачи оказался лишним — под теплыми струями Бьякуя расслабился и едва не задремал. В шунпо он уходил одним усилием воли, еще не хватало, чтобы Кенпачи заметил и проявил заботу в своем неповторимом стиле.
Промежность привычно болела, и Бьякуя начал с лечебного кидо. Не раздеваясь, упал на футон и, просунув руку в хакама, тронул задний проход указательным пальцем. Кидо потекло, залечивая ссадины.
Через пять минут осталось лишь чувство дискомфорта и, неожиданно, неудовлетворенности. Как будто что-то планировал получить, но у него ничего не вышло. Досада на самого себя, на Кенпачи, который и дрался как животное, и любовью занимался точно так же — все это вылилось в раздражение, и от него никак не удавалось избавиться.
Набросив на себя простую накидку, Бьякуя вышел в сад. Прогулки ему всегда помогали.
Он шел по белеющим в темноте дорожкам, погрузившись в созерцательное ничто. Сенбонзакура молчал, и Бьякуя решил его не тревожить. Сейчас они оба близко подошли к черте, за которой начиналось спокойствие, и не хотелось нарушить этот миг единства.
Реяцу Рукии плеснула в стороне, к ней присоединилась реяцу Ренджи, и Бьякуя поспешно скрыл свое присутствие, разворачиваясь в противоположную сторону. Ему не хотелось мешать этим двоим, еще меньше хотелось напоминать о себе. Только не сегодня.
При каждой встрече с глазу на глаз Рукия как будто всем своим видом напоминала о сделке с Кенпачи, мялась, не решаясь задать повторный вопрос о цене, и прятала глаза. И сегодня Бьякуя не был готов к очередной встрече. Уклоняться от расспросов было бы слишком тяжело, спокойствие, которое Бьякуя почти обрел, прогуливаясь по саду, рассыпалось. Перед глазами возник Кенпачи — такой, каким его Бьякуя видел в последний раз. Лениво-расслабленный, в глазах играют золотистые отблески светильников. Голый, с рассыпавшимися по плечам волосами и красным, еще влажным членом с толстой головкой, он казался до рези под ребрами опасным. Сильным. Притягательным.
Бьякуя оступился, сошел с дорожки и бездумно двинулся вперед. Накидка цеплялась за колючие кусты, ветви хлестали по рукам, а Бьякуя пробирался все глубже, в самые заросли. Садовники здесь бывали раз в полгода, оставляя этот клочок природы полудиким. В глубине стояла увитая плющом скамейка.
Почему он пришел в их с Хисаной место? И сколько он тут не бывал? Бьякуя присел на отполированные доски, почти не тронутые временем, откинулся на жесткую спинку и закрыл глаза. Мышцы отозвались болью, но болью приятной, словно после хорошей тренировки. Хотя — учитывая, сколько они с Кенпачи дрались в последнее время, дело могло быть действительно в этом.
Бьякуя провел ладонью по сиденью, чувствуя, как возвращается спокойствие. Сенбонзакура мелькнул и опустился рядом, сев в сэйдза и склонив голову.
— Хочешь что-то сказать?
— Нет, — лицо Сенбонзакуры было закрыто маской, но Бьякуя ощущал, что он улыбается. — Иногда тебя охватывают странные чувства. И мне хочется разделить их. Увидеть то, что видишь ты. Тебя давно не было здесь.
Бьякуя молчал. Слабый ветерок перебирал волосы и звонко шуршал листьями.
— Рукии действительно нравится Ренджи? — нарушил он молчание.
Сенбонзакура хмыкнул.
— Ты иногда бываешь таким слепым.
— Хорошо, что у меня есть ты.
— Разумеется, — совершенно серьезно ответил Сенбонзакура.
— Я рад за них.
— Все еще думаешь, что твоя жертва была не напрасна?
Бьякуя не собирался сносить насмешки Сенбонзакуры.
— Я не сторонник жертвований. Это была сделка. И я считаю цену справедливой. Особенно сейчас.
— Сейчас — это когда ты узнал, что Ренджи и Рукия любят друг друга, или сейчас — когда ты сожалеешь, что не кончил во время секса?
Бьякуя резко выпрямился, обуздывая охватившие его гнев, стыд и страх.
— Я не…
Фигура Сенбонзакуры рассыпалась лепестками. Они закружились над головой, накрыли поляну белым покрывалом и растворились в темноте.
Бьякуя закрыл лицо руками. Глупо отрицать очевидное.
Он поднялся, когда почувствовал, как закаменели плечи, а сам он продрог. Подпрыгнул на месте, согреваясь, сосредоточился и взмыл в воздух. Поместье раскинулось внизу — дом, освещенный по периметру огнями, темный сад с островками света — гулял кто-то из домочадцев или работали садовники. Умиротворение разливалось в воздухе.
Наверное, лучшее, что мог сделать сейчас Бьякуя, — это выспаться. А решить, как ему относиться к Кенпачи, можно утром.
Но утро ворвалось в покои срочным приказом Главнокомандующего, и Бьякуя вместе с Ренджи заметался между Сейрейтеем и дальним Руконгаем, обеспечивая защиту населения от прорвавшегося скопления меносов.
Реяцу Кенпачи мелькала где-то далеко — похоже, Ямамото бросил его в самое пекло, Рукия руководила эвакуацией, и Ренджи сосредоточенно молчал, пока Бьякуя не сжалился.
— Иди, Ренджи, — сказал он, и в ответ на недоуменный взгляд пояснил: — Иди к Рукии, проверь, как там она, это приказ. Я волнуюсь.
Ренджи сначала нахмурился, потом посветлел, а потом посмотрел на Бьякую с такой благодарностью, что ему стало неловко.
Операция закончилось через три дня. Усталые капитаны докладывали об итогах, а Бьякуя смотрел на Кенпачи. Тот стоял, привычно сложив руки на груди и неподвижно глядя перед собой. Заляпанное кровью и покрытое копотью хаори было наполовину разорвано, рукав косоде — оторван. На лице Кенпачи застыло немного скучающее выражение.
— Одиннадцатый отряд, доклад! — Ямамото стукнул.
— Прибыли, — хрипло начал Кенпачи, и от его голоса по телу Бьякуи поползли мурашки. — Убили Пустых. Все.
— Подробности? — Ямамото открыл глаз.
— Было скучно.
— Потери? — раздался мелодичный голос капитана Уноханы.
— Один рядовой погиб, пятеро отправлены в Четвертый, у остальных — царапины.
— Двенадцатый отряд, доклад!
Бьякуя отключился от бормотания Маюри, следя за Кенпачи. Тот вдруг повернул голову и посмотрел Бьякуе прямо в глаза. Между ними словно протянулась напряженная струна, завибрировала и замерла. Бьякуя глядел и никак не мог понять, что же он чувствует.
После собрания они вышли вместе, встали бок о бок.
— Дерьмо, а не операция, — изрек Кенпачи.
— Вашему отряду не к лицу жалобы.
— Скучно, — пожал плечами Кенпачи.
Они снова замолчали.
Когда Бьякуя решил предложить встретиться и уже открыл рот, Кенпачи уронил:
— Приходи сегодня. Посидим, — и пошел прочь, ловя на локоть возбужденно щебечущую Ячиру.
Бьякуя же остался смотреть вслед. Это не было предложением драки, не являлось формулировкой контракта. Кенпачи опять поставил его в тупик.
— Ренджи, подготовь отчет об операции, проведи смотр личного состава, после — в трехдневный отпуск, караул по сокращенному графику.
— Так точно!
Бьякуя сорвался в шунпо.
-
-
31.10.2013 в 00:19Вечер не задался. Кенпачи уже успел отправить в нокаут Юмичику и отделать Иккаку — все знали, засранцы, но молчали. С Ячиру они впервые за два десятка лет сразились серьезно.
Следы от ударов ее шикая перепахали территорию отряда, вздыбив землю огромными пластами, а Кенпачи — тоже впервые — пришлось изрядно потрудиться, чтобы вбить в нее свое недовольство.
— Кто это вообще такой?! — орал он, непрерывно атакуя.
Ячиру молчала, только отбивалась сосредоточенно, перемещаясь ярким бешеным пятном. Когда по ключице потекла кровь и Ячиру победно выдохнула, Кенпачи ударил по ее клинку, вышибая из рук, и поймал за шкирку.
Смотрел, тяжело дыша, на дрожащие губы, и думал, что он, мать его, не знает, что делать. Лишить шоколада? Запереть дома? Бред.
Он отволок ее в комнату, усадил на кровать, помялся у порога, буркнул:
— Сиди здесь, поняла?
И ушел, хлопнув дверью.
На территории отряда царила мертвая тишина. Кенпачи прошелся, рассматривая разрушения — опять дед будет нудеть о расходах. Придется списать на внеплановую тренировку с шикаем. Кенпачи уселся на веранде и уставился на ворота.
— Какого, вообще, хера? — мрачно вопросил он.
— Дети растут, — мудро заметил Юмичика, устраиваясь рядом.
Он уже успел сбегать в Четвертый отряд, и сейчас на его лице не осталось ни единой ссадины. Иккаку, наоборот, весело щеголял рассеченной бровью.
— Блядь, но почему Двенадцатый отряд? — Кенпачи схватил Юмичику за грудки и потряс.
— Ну, — Юмичика осторожно расцепил пальцы Кенпачи и отодвинулся, — я не знаю.
— Кто он вообще такой? — Кенпачи оттолкнул Юмичику.
— Хороший мужик, — прогудел Иккаку, — Иба-сан врать бы не стал.
— Иба? — Кенпачи задумался.
Иба точно врать бы не стал.
— А то! — оживился Иккаку. — Иба-сан говорил — наш человек, даром что из Двенадцатого. Ну и — третий офицер, сами понимаете.
— Ладно, — Кенпачи охнул, когда на него спикировала маленькая буря.
— Кенпачик, ты больше не злишься?
— Злюсь, — он потрепал Ячиру по голове. Знает, засранка, когда можно высовываться. — Но не на тебя, а вообще. — Вздохнул. — Что ты в нем нашла? Тьфу! Ни подраться, ни… — Кенпачи прикусил язык.
— Потом, наверное, будут другие, — неожиданно по-взрослому ответила Ячиру. — А пока мне нравится этот! — она просияла, чмокнула Кенпачи в щеку и умчалась.
Вот же. И Бьякуя сегодня придет. Надо, что ли, к его приходу успокоиться.
Но успокоиться так и не получилось. Кенпачи лежал, глядя в потолок, и думал, что в последнее время его жизнь напоминает черт знает что. Больше всего злила собственная невнимательность. Подслушанный между Ячиру и Юмичикой разговор, после которого и вскрылась ее беготня в Двенадцатый, — всего лишь итог долгих изменений в его ближайшем окружении. Вот и Бьякуя — одно из таких изменений, как бы ни хотелось думать, что это случайность, от которой будет легко избавиться.
Створка седзи отодвинулась, и Кенпачи внимательно посмотрел на возникший в проеме силуэт.
Бьякуя шагнул внутрь без приглашения, словно к себе в отряд, задвинул створку и негромко щелкнул пальцами. Щекотка кидо вздохом прошлась по ребрам и накрыла комнату прозрачным куполом.
— Совсем уже оборзели, — пожаловался Кенпачи ближайшей подушке. — Делают, что хотят.
Бьякуя только приподнял бровь и начал медленно разматывать шарф, обнажая белое горло.
— Иди сюда, — хрипло сказал Кенпачи и протянул руку.
Бедро под ладонью было твердым и теплым, и он глубоко вздохнул, успокаивая волнение. Бьякуя смотрел немного насмешливо.
— А я думал, мы в сеги поиграем.
— Ага, уже бегу, — фыркнул Кенпачи. — Распусти пояс.
И Бьякуя послушно развязал узел.
Хакама съехали до колен, косоде разошлось, открывая плоский живот и безволосую грудь. Кенпачи сел на кровати, подцепил Бьякую за край фундоши и притянул к себе. Его дыхание было спокойным, пахло какими-то травами, а от кожи тянуло цветочным маслом. Жадно оглаживая его ягодицы, спину и полувозбужденный пах, Кенпачи наслаждался спокойным присутствием Бьякуи.
— Знаешь, я был уверен, что мне хватит выебать тебя пару раз, — пробормотал он, уткнувшись в мускулистый живот. По телу Бьякуи прошла дрожь, — а все остальное время мы будем драться. Здорово же.
— И что изменилось?
Бьякуя стоял неподвижно, только гулко стучало сердце.
— А теперь, — Кенпачи оттянул фундоши и провел рукой вдоль расщелины, — я не знаю, чего мне хочется больше. Но хочется, — он поднял взгляд на Бьякую, — всегда.
Пальцы заскользили, и Кенпачи убрал руку, рассматривая кончики — масляные, с цветным ароматом. Кенпачи нащупал дырку и без труда протолкнул средний палец в густо смазанное нутро.
— Кучики, — прохрипел он, — ты охуел таким приходить? Я же не железный, блядь…
Кенпачи трясло, кровать вместе с полом уходила куда-то вниз, комната вращалась, и хотелось выть от моментально вставшего колом члена.
В ушах шумело, зрение выхватывало отдельные картинки, которые не желали становиться одним целым, — розовый сосок, от которого вниз уходил тонкий длинный шрам, мускулистое плечо, плотно сомкнутые губы, крутое бедро, очерченное плетением фундоши. Это все был Бьякуя. Кенпачи хотел взять и сосок, и бедро, и руку, и рот; ему не хватало аккуратно смазанной дырки, он хотел Бьякую целиком, от тонких щиколоток до смоляных прядей.
Кенпачи рыкнул, вскакивая, опрокинул Бьякую на кровать ничком и вставил сразу три пальца. Пошевелил, массируя стенки, и Бьякуя задергался, дрожа и царапая покрывало.
Бедро было шелковистым на ощупь, Кенпачи касался подушечками пальцев кожи, продолжая трахать Бьякую пальцами. Тот задышал тяжело, прогнулся в пояснице и свел лопатки. Кенпачи наклонился, отвел волосы и горячо лизнул в шею.
Высвободить член оказалось тяжело. Пальцы срывались, не в силах развязать пояс, и Кенпачи дернул ткань, разрывая хакама. Содрал с себя остатки одежды, провел рукой по члену и снова уткнулся в спину тяжело дышащему Бьякуе. Прихватил одними губами кожу, потянул и убрал пальцы.
Маленькая дырка сразу же сжалась, и Кенпачи понял, что больше не может — ни тянуть, ни терпеть, ни ждать. Он потерся головкой о вход и начал двигать бедрами, ввинчиваясь в тело Бьякуи все глубже. Тот дрожал, зажимался и вскрикивал, и тогда Кенпачи гладил его по влажной от пота пояснице, успокаивая болезненные судороги. В глазах плыл белый туман, ноздри забивал запах Бьякуи, а в ушах отзывались его слабые стоны. Кенпачи зарычал и толкнулся, плавно войдя на всю длину. Бьякуя отозвался грудным «А-а-а-ах» и стиснул мышцы так, что перехватило дыхание.
-
-
31.10.2013 в 00:25Бьякуя сгорал от стыда — за собственное возбуждение, за покорность, за горячую щекотку в промежности. Иногда он кидал взгляды через плечо — и сжимался судорожно. Лицо Кенпачи было мокрым, бисеринки пота собрались над верхней губой, а блеск глаз сжигал. Черты лица складывались в уродливую маску, от которой Бьякую вело до красной пелены перед глазами. Кенпачи медленно растягивал задний проход своим толстым членом, и Бьякуя кусал пальцы, чтобы не заорать от мучительной пытки. Не заорать — потому что он сам не мог понять, от чего — то ли от боли, то ли от сладкого, извращенного удовольствия, которое вызывала эта боль.
Когда Кенпачи, наконец-то, нанизал Бьякую на свой член, по телу разлилась жидкая слабость. Наконец-то. Наконец-то, наконец-то, наконец-то. Возбуждение схлынуло, ощущения стали тем, чем они были на самом деле — сгустками боли, вызванной нечеловеческим растяжением не предназначенных для такого мышц, и Бьякую прорвало длинным громким всхлипом-выдохом.
Кенпачи наклонился, прижался к спине горячей грудью, закрывая собой, обнимая и укачивая. Бьякуя сжал зубы и всхлипнул от облегчения — боль сразу ушла, и теперь мышцы просто сокращались, пытаясь вытолкнуть чужеродный предмет. Кенпачи прикусил его за ушную раковину — совсем легонько, но Бьякуя вздрогнул, как от удара током.
— Эй, — шепнул Кенпачи, нащупывая через ткань фундоши его мягкий член, — я начинаю.
Он отстранился, и Бьякуя пожалел об исчезновении тесных объятий. На бедра легли руки, Кенпачи шевельнулся, словно на пробу, и Бьякуя почувствовал, как член проникает глубже.
Первый толчок был мягким и плавным. Бьякуя с облегчением распластался по кровати. Он привыкнет, наверняка привыкнет — и сможет получать такое же удовольствие, черт возьми. От второго толчка он заорал, и этот крик словно разрушил плотину терпения и осторожности. Рык смешался с воплем, Кенпачи задвигался мощно, сокрушительными толчками терзая задний проход. Мышцы рвало, грубые жесткие пальцы мяли член и мошонку, и Бьякуя то подавался назад, чтобы отстраниться от руки, то толкался в ладонь, уходя от таранящего зад члена.
Хриплые вскрики Кенпачи, стоны Бьякуи, шлепки плоти о плоть — Бьякуя чувствовал, как по промежности колотятся яйца Кенпачи, — слились в мешанину звуков. В промежности собирался огонь, горел под кожей, и Бьякуя все сильнее терся о руку Кенпачи. Вдруг тот дернул за ткань, разматывая, разрывая фундоши; мокрой от пота и смазки мошонки коснулся воздух, но ее тут же накрыла горячая рука.
Кенпачи мял яички, продолжая толкаться в него, дрочил член, и Бьякуя кричал от долбежки в одну распухшую от возбуждения точку, проваливался в черноту. Когда Кенпачи убрал руку и выпрямился, вставляя еще раз, сознание Бьякуи накрыло белым взрывом.
Он кричал, сжимая рукой свой член; сквозь пальцы брызгала сперма, а задний проход наполнялся жидким теплом. Бьякуя извивался, откинувшись Кенпачи на грудь и цепляясь за его руку, обхватившую поперек торса. По растраханной промежности струилась влага, стекая по бедрам, а Бьякуя насаживался все глубже, стискивая мышцами пульсирующий член Кенпачи.
Обессиленный, с сорванным горлом, он обмяк и закрыл глаза. Во рту чувствовался вкус Кенпачи, кожа пахла Кенпачи, между ног текла его сперма. Член выскользнул из заднего прохода, оставив после себя зияющую пустоту. Кенпачи уткнулся ему в спину и завалился рядом, крепко обнимая. Бьякуя протянул руку, трогая себя. Пальцы вошли легко, внутри было горячо, мокро и скользко.
Бьякуя хотел сказать, что ему нужно в душ, причем срочно, но Кенпачи, как будто почувствовал, рыкнул, обнимая его за живот и пристраиваясь сзади. Спорить не хотелось, и Бьякуя погрузился в сонную дрему, пропитанную запахом возбуждения, пота, спермы и смазки.
Уснуть нормально ему так и не удалось — в отличие от Кенпачи, — и Бьякуя продолжал плавать в темной полудреме.
Когда Кенпачи перевернул его на спину, наклонился и начал вылизывать мошонку, Бьякуя только сонно вздохнул и раздвинул ноги. Задний проход откровенно болел, но от мысли, что Кенпачи захочет ему вставить прямо так, еще раз, член мгновенно затвердел.
Бьякуя задышал тяжело, открыл глаза. Темная грива Кенпачи прятала лицо и то, что он делает, но Бьякуя чувствовал, как вдоль члена скользит горячий язык, а пальцы мнут мокрые от слюны яички.
Он запустил руки в густые волосы Кенпачи и чуть подтолкнул — хотелось, чтобы он взял в рот. Тот поднял голову и посмотрел. Губы растянулись в широкой усмешке, и у Бьякуи перехватило дыхание.
— Возьми его, — с трудом выговорил он.
Кенпачи улыбнулся еще шире, а потом, не спуская взгляда с Бьякуи, вобрал в рот член. Головку обхватило влажное тепло, основание члена покусывали острые зубы, и Бьякуя заерзал, постанывая.
Саднящая боль обожгла задний проход, и Кенпачи убрал руку, посмотрев на Бьякую. Выпустил член и проговорил:
— У тебя там все распухло.
— Продолжай, — выдохнул Бьякуя.
Кенпачи сверкнул глазами, сомкнул губы на головке и одновременно снова вставил палец. Бьякуя шире развел ноги, смаргивая слезинку, и двинул бедрами.
Не похоже, чтобы Кенпачи был специалистом по минетам — но его рот возбуждал так, как не возбуждала ни одна из мастериц любви, что попадались иногда Бьякуе. Кончил он, распаленный неторопливым посасыванием и покусыванием, нелепо — представив, как изливается прямо в рот Кенпачи.
Долго вздрагивал бедрами, успокаивая дыхание, а потом послушно прижал колени к груди, разводя ноги и позволяя Кенпачи взять себя. И все время, что Кенпачи долбился в его растраханное нутро, размышлял — почему он чувствует себя таким чистым? Свободным? Нужным?
Он смотрел, как Кенпачи кончает — как стихия, как штормовой ветер, с ревом наваливаясь и изливаясь тремя сокрушительными толчками, и думал, что хотел совсем не этого. Бьякуя думал, что принял когда-то простое решение, которое не требовало от него ничего, кроме небольших физических неудобств. Где он просчитался? В чем?
Может быть, в том, что связывая себя контрактом с чужим человеком, не подумал, что все может измениться? Кенпачи был камнем, брошенным в пруд. И Бьякуя оказался тем глупцом, который посчитал, что камень потревожит только ил, в который погрузится. Но так не бывает. Расходящиеся от камня волны изменили его жизнь, хотел он этого или нет, и будут менять дальше. И сейчас, в высший миг единения, Бьякуя осознавал, что есть разные виды равенства. Глыба на дне пруда — может стать якорем и опорой, как бы ему ни хотелось думать, что он не нуждается ни в чем подобном.
Бьякуя опустил затекшие ноги и обхватил Кенпачи за талию, привлекая к себе. Его мощная грудь, блестящая от пота, размеренно опускалась и поднималась. Кенпачи коротко вздохнул, откинул назад волосы и наклонился к Бьякуе, касаясь губами его губ.
— Нормально?
Бьякуя закрыл глаза, чувствуя, что улыбается. Нужно будет расчистить старый полигон клана Кучики. Давно собирался, но не мог найти время — да и, казалось, незачем. Теперь причина появилась. Он потянулся, целуя хищные, жестко изогнутые губы, и ответил:
— Да.
Запустил пальцы в жесткую гриву, обнял и сказал:
— О том предложении. О расторжении контракта. Если ты не передумал, — Бьякуя коснулся губами тонкого жесткого шрама, тянущегося по лицу, — я согласен.
Открыл глаза. Кенпачи смотрел на него серьезно, без усмешки. Провел пальцем по щеке, обвел подбородок, кивнул.
— Прямо сейчас, понял? Чтоб не передумал… — и отстранился, опуская Бьякую на кровать.
Пока Кенпачи возился, отыскивая контракт, Бьякуя успел вспомнить и повторить формулу разрыва.
Глядя, как в зеленом пламени корчится рисовый лист, а иероглифы выступают кровью, Бьякуя думал, что уничтожение одних связей иной раз приводит к созданию других, крепче и важнее прежних.
Вроде той случайной, что связала его и Кенпачи.
-
-
25.12.2013 в 05:28-
-
25.12.2013 в 21:01Спасибо! Рада, что понравилось ))
-
-
25.12.2013 в 21:50-
-
26.12.2013 в 16:38На дайри много хороших авторов, и я не самый лучший, честное слово ))
Но все равно очень приятно, и за приглашение спасибо. Живу, правда, от Харькова далеко, так что вряд ли получится встретиться )
P.S. А на Фикбуке я редко отвечаю на комментарии, потому что обычно забываю, это у меня второстепенный архив
-
-
26.12.2013 в 16:52-
-
26.12.2013 в 16:57